Казанова
Шрифт:
Затем наступил черед совещаний с оракулом. На этот раз Паралис решил, что Казанова сам оплодотворит маркизу, став одновременно и мужем ее, и отцом. По завершении обряда прекрасная Ундина должна была их омыть. На самом деле роль Ундины, исполнять которую предстояло Марко-лине, была гораздо более важной: ей надлежало помочь Казанове обрести мужскую силу, если таковая вдруг покинет его при виде обнаженной старухи. Как он сам признается, к этому времени, когда ему уже сравнялось тридцать восемь, роковое бессилие уже давало о себе знать. (Поэтому не исключено, что слухи, ходившие о его отнюдь не платонических отношениях с д’Юрфе, были ложными.) Убедив Марколину, что он нисколько не любит престарелую маркизу, а совершает сей поступок исключительно из высших целей, он подробно объяснил ей, что ей придется делать, а затем стал придумывать для нее костюм. В конце концов он решил одеть ее во все зеленое: зеленая бархатная курточка и такие же штанишки, зеленые чулки, зеленые сафьяновые туфли, перчатки того же цвета и сетка для волос, чтобы спрятать роскошные черные кудри. Получился юный очаровательный паж в зеленом. Затем, вспомнив, что
Второй сеанс перерождения отчасти напоминал первый. Вновь все слуги были отосланы, у кровати поставлен чан с ароматизированной водой, и маркиза вышла навстречу чародею в богатом старомодном платье, украшенная драгоценностями: изумрудные серьги, колье из аквамаринов, цепочка из алмазов, пальцы унизаны кольцами. Торжественный вид мадам д'Юрфе и фамильные драгоценности свидетельствовали, что престарелая дама всерьез воспринимала предстоящую процедуру. С боем часов в комнату в своем зеленом облачении вошла Марколина, до сих пор прятавшаяся в шкафу в номере Казановы. В руках девицы был белый лист бумаги, который она протягивала маркизе. Выяснив у оракула, что это за листок, д’Юрфе опустила его в воду и прочла выступивший на его поверхности текст: «Я нема, но я не глуха. Я покинула Рону, чтобы искупать вас. Час Оромазиса настал». Тут Ундина приступила к своим обязанностям, то есть принялась раздевать маркизу, а Соблазнитель стал произносить заклинания и возносить хвалы повелителю саламандр Оромазису. Увидев, что обе женщины уже разделись и начали омовение, маг быстро последовал их примеру и в полном молчании, стараясь глядеть только на соблазнительную Марколину, приступил к процедуре перерождения, а точнее, оплодотворения маркизы. После усердных трудов и помощи очаровательной Ундины, результат, наконец, был достигнут. Восхищенная мадам д'Юрфе сняла колье и повесила его на шею прекрасной Ундины. Красавица помогла маркизе одеться и тотчас убежала в номер к Казанове, где вновь спряталась в шкафу, ожидая, когда придет ее возлюбленный и под покровом темноты выведет ее незамеченной из гостиницы. Возбужденная маркиза обратилась к оракулу с вопросом, успешно ли свершилось деяние. Тот ответил, что благословенное семя проникло в ее душу, и в начале февраля она родит себя самое, но только мужеского пола, для чего ей следует сто семь часов подряд пролежать в кровати. Сочтя повеление отдыхать вполне разумным, маркиза распрощалась с чародеем и улеглась в постель, намереваясь в точности выполнить указание оракула.
На следующий день Казанова навестил мадам д’Юрфе. Та, как и было предписано оракулом, лежала в постели, но была бодра и полна мыслей о будущем своего ребенка, то есть самой себя, возрожденной в мужском обличье. Более всего она опасалась, что ее признают незаконнорожденной и лишат всего ее немалого состояния. Она предложила Казанове жениться на ней, дабы после ее смерти стать опекуном ее ребенка, то есть возрожденной ее самой. Понимая, насколько далеко зашла в своих фантазиях мадам д’Юрфе, Казанова решил поскорее избавиться от нее, опасаясь, что, исполнив предписание Паралиса, она станет его преследовать. Поэтому, когда маркиза снова решила посоветоваться с оракулом, тот ответил, что после отдыха ей надлежит за один час совершить поклонение двум рекам сразу, а Казанове предписал сделать несколько очистительных обрядов на морском берегу. Городом, где она станет совершать поклонение, мадам д’Юрфе назвала Лион, ибо Лион омывается Роной и Соной, а следовательно, за час она вполне успеет поклониться двум рекам сразу. И, огорченная тем, что Казанова не может сопровождать ее, отбыла в Лион. Оттуда путь ее лежал в Париж, где ей предстояло дождаться обещанного Казановой мужа и оформить опекунство Соблазнителя над рожденным ею младенцем, которому до тринадцати лет следовало пребывать под его надзором, дабы он вместе с оракулом мог наблюдать, как развивается ее душа, переселившаяся в мужское тело. Отпускать в Париж легковерную и взбалмошную мадам д’Юрфе Казанове не хотелось: а вдруг к ней вернется разум? Однако продолжать спектакль фантазия Авантюриста отказывалась; к тому же Соблазнителю хотелось без помех насладиться любовью Марколины, которая, несмотря ни на что, весьма ревниво взирала на его отношения с престарелой маркизой. У Казановы был прямой материальный интерес не порывать окончательно с мадам д’Юрфе, но пока ему хотелось отдохнуть, а задумываться о завтрашнем дне он не привык.
«Преображенная» д’Юрфе отправилась в Лион, а Казанова стал собираться в дорогу. Он намеревался посетить Англию, но прежде он решил заехать к мадам д’Юрфе, потом побывать в Париже и уже оттуда ехать в Кале, там сесть на корабль, чтобы пересечь Ла-Манш. Брать с собой на остров Марколину он не собирался, но время, дабы достойно ее пристроить, у него было. Не имея нужды в деньгах, он намеревался обеспечить юную венецианку, дабы та, невзирая на превратности судьбы, смогла вести достойную жизнь, и исполнил сие намерение. Источником благосостояния Казановы вновь была маркиза д’Юрфе, щедро одарившая своего мага и прорицателя; вдобавок он прибрал к рукам дары, приготовленные маркизой для принесения в жертву семи светилам. Два слитка же, золотой и серебряный, а также самоцветы, согласно предписанию оракула, следовало в час отлива отправить в пучину морскую. Взяв на себя исполнение обряда жертвоприношения, Казанова приказал соорудить специальные ящички для жертвуемых драгоценностей и в урочный час действительно с надлежащими церемониями и заклинаниями утопил в море семь ящичков, наполненных морской галькой, а драгоценности благополучно заняли место
Соблазнитель еще долго черпал из туго набитого кошелька маркизы д’Юрфе. Некоторые даже утверждают, что в общей сложности она истратила на него, а также по его просьбам около миллиона ливров. На первый взгляд сумма огромная, но если принять во внимание аппетиты Казановы, стоимость подаренных ему и выманенных им обманным путем драгоценностей, оплаченные карточные долги, то она окажется вполне скромной. Однако прозрение все же наступило. Видимо, кто-то из племянников, подсчитав убытки, нанесенные будущему наследству легкомысленной и увлекающейся тетушки, всерьез занялся излечением почтенной дамы от болезни, именуемой Казанова, в чем и преуспел. А раздосадованный Соблазнитель, поняв, что источник денег иссяк, для себя похоронилмаркизу и более о ней не вспоминал. В действительности же маркиза скончалась в ноябре 1775 года, на двенадцать лет позже, чем указано в «Мемуарах». Ни с одной другой женщиной у него не было таких долгих отношений, как с мадам д’Юрфе. Но чувство благодарности никогда не было свойственно самолюбивому Соблазнителю. В «Мемуарах» он не написал об этой экзальтированной и доверчивой женщине ни одного по-настоящему доброго слова.
История перерождения завершилась разрывом маркизы с морочившим ей голову шарлатаном. Для Казановы это был, пожалуй, не самый худший выход из положения: ведь продолжай мадам д’Юрфе верить ему, какое объяснение пришлось бы ему придумать, когда в урочный срок она бы не родила обещанного ей младенца? А ведь он еще обещал выбрать маркизе мужа, дабы ребенок был признан законнорожденным и получил бы наследство матери… Вряд ли у Казановы хватило бы терпения растянуть превращение маркизы д’Юрфе в мужчину еще на несколько лет — упорство и постоянство никогда не входили в число его добродетелей. Пожалуй, только побег из Пьомби был предприятием, доведенным им до конца.
В Марселе Казанова, по своему обыкновению, попытался уговорить Марколину вступить в брак, однако гордая венецианка заявила, что коли она надоела ему, она лучше уедет домой, но замуж не выйдет. Пришлось смириться — не без удовольствия, конечно, ибо к этому времени Марколина, по словам Казановы, стала не только еще краше, но и приобрела изысканные манеры и могла привлечь внимание любого вельможи. Единственным ее недостатком было неумение говорить по-французски: Марколина отказывалась учить язык, со смехом утверждая, что со своим милым Казановой она прекрасно объясняется на родном венецианском наречии, среди гостей Казановы всегда найдется кто-нибудь, кто говорит по-итальянски, а когда они расстанутся, она не собирается оставаться во Франции, а вернется домой, так что и мучить себя незачем. Переубедить ее было невозможно, и Соблазнитель сдался, хотя обстоятельство усложняло отправку Марколины домой: надо было подыскать ей спутника, говорящего по-итальянски, ибо такая красавица, путешествующая в одиночестве, неминуемо стала бы жертвой первого же дерзкого развратника. Венецианец был готов уступить свою любовницу, но хотел быть уверенным, что она перейдет «в хорошие руки». Ему нравилось играть роль демиурга своего маленького мирка, поэтому он любил ходить на свадьбы своих любовниц. Наблюдая за царящим там весельем, он тешил себя мыслью, что счастьем своим все эти люди обязаны ему. Если же брак не был делом его рук, он откровенно скучал.
Устроить судьбу Марколины ему помог случай. В Лионе он встретил венецианское посольство, возвращавшееся из Англии, где оно пребывало, дабы засвидетельствовать почтение вступившему на престол новому королю Георгу III. Есть мнение, что встреча эта произошла в Париже, однако сути дела уточнение не меняет. Знакомый со всеми членами посольства, возглавляемого нотаблем Кверини, Казанова немедленно напомнил им об этом и недвусмысленно попросил протекции в деле получения им разрешения вернуться на родину. Тоска по Венеции все чаще охватывала Соблазнителя, порой становясь просто нестерпимой.
Судьба распорядилась так, что Марколина приглянулась синьору Кверини, у которого, как оказалось, камердинером служил родной дядя юной венецианки. Словом, обстоятельства складывались как нельзя удачно, и Казанова, хотя и не без труда, сумел убедить возлюбленную вернуться в Венецию под опекой Кверини, обещавшего обращаться с ней как с родной дочерью. Обеспечив Марколину небольшой пожизненной рентой, Казанова расстался с ней, обещая помнить ее и любить вечно. И, как обычно, вскоре позабыл о ее существовании. Не способный на глубокие чувства, он не любил скандалов и всегда старался сделать разлуку с очередной возлюбленной легкой и приятной. Поэтому женщины, в отличие от Казановы, навечно сохраняли в сердцах своих память об их любви.
В Париже у Соблазнителя было единственное дело: забрать проживавшего у маркизы д’Юрфе юного Помпеати-Аранду: он твердо намеревался отвезти мальчишку к матери в Лондон. Остановился Казанова на этот раз в гостинице: маркиза, прибывшая в Париж незадолго до него, чувствовала себя неважно, и вокруг нее кружила стая племянников, готовая в любую минуту подать в суд на проходимца, живущего за счет их тетушки.
Но прежде чем отбыть в Лондон, Казанова избавил своего брата Франческо от их младшего братца Гаэтано. Прибыв, как и было договорено, в Париж и не найдя там Джакомо, Гаэтано отыскал Франческо, поселился у него и принялся тянуть с него деньги на разгульную жизнь, одновременно поливая грязью Джакомо, которому он никак не мог простить того, что тот увел у него Марколину. Узнав об этом, Казанова так разозлился, что буквально вышвырнул Гаэтано из дома Франческо, а потом предложил ему отправиться на все четыре стороны, пообещав оплатить ему дорогу. В случае отказа он пригрозил подать на него в суд за похищение все той же Марколины. Струхнув, Гаэтано решил отправиться в Рим, и Джакомо выдал ему несколько кредитных писем, на основании которых ему в каждом крупном городе, через которые он станет проезжать, указанные в письмах банкиры станут выдавать небольшие суммы.