Казенный дом
Шрифт:
— Руслан, они меня поставили к стенке, заставили раздвинуть ноги так, что я чуть не разорвался пополам вдоль всего туловища, — он смеялся, тряся толстым животом. — Тебя так ставили?
— Бывало.
Буташева злила эта черта в Ибрагимове. Толстяк не долго переживал напряженные моменты. Сделав вывод из происшедшего, поняв его неизбежность, Салман переключался с переживаний на веселость.
— Если бы Гусар не взял меня на допрос, я бы не выдержал, честное слово, мамой клянусь, разорвался бы.
— Что про меня спрашивали?
— Спрашивали где тебя можно найти. Я им сказал, — Салман опять затрясся от смеха. — Я сказал — в Чечне. Как тебе удалось убежать из ресторана?
— За тобой следят?
— Конечно! И еще долго будут следить. Они уверены,
— Не волнуйся, у нас квартир хватает. Тебе надо тоже сменить жилье, я скажу куда переехать. До связи.
Закончив разговор с Ибрагимовым, Буташев размахнулся и с силой разбил радиотелефон о стенку. Он никогда не говорил по одной трубке дважды. Сразу после разговора аппарат уничтожался. Безопасность достается недешево.
Салман же лег на диван обдумывать создавшееся положение. Азав Мазраев требовал выполнить задание в течение недели. Надо было оправдать полученные им из-за рубежа 50 тысяч долларов. Жаль было бы уезжать из Петербурга. Здесь совсем другая жизнь. Развлечения, женщины, рестораны... Снова возвращаться на жаркую родину, чтобы снова зарабатывать на бензине, контрабанде и заложниках не хотелось. Здесь у Буташева налаживался почти идеальный канал сбыта наркотиков и Руслан неплохо платил Ибрагимову.
Основанием задержания всех подозреваемых в убийстве могла стать идентификация оружия, из которого стреляли в Марченко. Главный вопрос — где ствол. По идее, его сбросят. Такой горячий никакой дурак при себе не оставит. У группировки Буташева должен быть кладовщик, хранитель оружия, и он должен знать доподлинно кто стрелял на Пулковском. Кладовщик помнит кто получал у него автоматы в день убийства Марченко. Тогда круг подозреваемых значительно сузится.
Салман... Тучного чеченца после облавы расспросили заинтересованно, ничего не добились и отпустили одним из первых. Пусть идет себе. Пусть потрудится на раскрытие преступления. Он с кем-то встретится, кому-то позвонит... Осторожный, гад! Долго отлеживался в квартире, куда приехал с Литейного. Oпepы теряли терпение. Молодежь, смотревшая за ним, израсходовала богатейший арсенал жаркого подполья великого русского языка, но арсенал оружия группировки ничуть не приблизился. Должны же его сдвинуть с места! Видимо, Буташев приказал Ибрагимову ничего не предпринимать и из дома не выходить. Потеряв терпение, через три дня сотрудники под предлогом проверки документов позвонили в квартиру, снимаемую Ибрагимовым. Никого! Салман исчез. Гусаров, ругая наблюдение, кричал: «Как можно было такого толстого проворонить?».
Гусаров замкнул следивших за точками, где мог бы появиться Салман Ибрагимов, на себя и при первом же сообщении о его появлении в районе бани на Московском проспекте выехал с подлечившимся Чернобитовым в адрес. В дороге Гусаров по радиотелефону вызвал Симонова.
— Сидишь?
— Ну.
— Держи машину на парах. До связи.
По дороге к бане Ибрагимов кружил, проверялся, высматривал за собою хвост. Салман садился за руль в три приема. Откидывал спинку водительского сиденья, влезал на него, прижимая обеими руками объемный живот, умащивался, расправлял свое тучное тело и снова ставил спинку в вертикальное положение. Таким же образом покидал машину. Сегодня Ибрагимов покинул дом вопреки возражениям Буташева. Тянуть дальше нельзя. Для теракта давно все было готово. Его осуществление в Петербурге будет означать, что к ногам Мазраева упадет еще 50 тысяч долларов. Азав оттягивал под разными предлогами. Он даже хотел выдать недавний взрыв в одном из домов за организованным им самим. Но этот взрыв произошел днем, пострадало не много народа и больше чем на 10 тысяч баксов не тянул. Теперь Мазраев дал неделю срока. Ибрагимов не должен был объяснять Буташеву для чего купил взрывчатку, которую хранил у Камалова, кладовщика группировки, на чердаке бани.
Сторож бани, молодой еще мужчина, радушно встретил своего щедрого знакомца:
— Давненько не появлялись, уж не заболели?
— Лучше бы заболеть, Валера, может, тогда живот стухнет?
— Хорошего человека...
— Слышал. В кафе люди есть?
— Так рано ж еще...
— Давай ключи, покушать надо.
— Вот это разговор, а то о похудении...
— Э-э-э...
Так и сияет Валера, чувствует скорую подачку. Получит. В чужие дела не лезет, поэтому здесь все еще работает. Приняв ключи от бани, Салман открыл дверь служебного входа. Сторож заискивающе придержал ее.
— Принеси сумки из машины.
Сказал, не поворачиваясь, по-хозяйски пошел внутрь здания. Директор бани, его земляк, всегда уважительно встречал всех, кто приходил от Салмана. А уж самого толстяка принимал на всю катушку. Немало ночей приходилось Валере торчать во дворе, охраняя с десяток иномарок, пока владельцы парили кости и жарили девах. В кафе стряпали сами, лишних не допускали. Готовили мясо по-своему, ящиками завозили фрукты, и утром на столах и в шкафах оставалось еще немало снеди.
Друзья директора приезжали и просто так, в одиночку, чтобы посидеть, пообщаться с ним. Поэтому ничего странного в том, что жирный боров явился пожрать. Так было не раз. Приготовит, поест с директором и уезжает. Только сегодня сумки жидковатые. Обычно больше привозит. Внеся в доступное только избранным кафе две объемные, но полупустые сумки, сторож удалился с зажатой в руке пятидесятирублевой бумажкой охранять «пежо» почетного гостя и несколько тачек знакомцев директора. Но, едва вышел во двор, побежал в гостиницу, находящуюся неподалеку, откуда позвонил.
Салман не торопился. Если следом за ним кто-то приехал, им придется долго ждать. Пока надо приготовить купаты. Несколько килограммов ему делали ежедневно в одном ресторане. Сначала ему, а потом для всех остальных. Если Салман почему-то не приезжал за товаром, его покупали сами работники ресторана. При таком высоком качестве продукта его в обыкновенную продажу не выпускали.
Разложив на столах снедь, Салман поджог в камине дрова и поднялся наверх по лестнице, замечая под ногами ловушки Камалова. Где ниточка, где полосочка бумаги, где графитовая пыль — все стерегло проход. Дальше, за железную решетку, Салман пока не пошел. Подождет еще немного. Пусть приедет Камал. Ибрагимов неторопливо спустился на первый этаж бани. В камине уже полыхало пламя. Толстяк любил готовить на открытом огне. Сегодня он рассчитывал покормить троих. Кроме Камала должны приехать Гариуллин и Суюндиков. Эти ребята были наказаны Буташевым за стрельбу на Пулковском шоссе. Руслан даже потребовал, чтобы они навсегда уехали в Чечню. Худшего наказания не придумаешь. Здесь они имели хорошие развлечения, а там попадут в чей-нибудь отряд и будут воевать за какую-то призрачную независимость. А в чем они виноваты? Ибрагимов считал, что они попали в безвыходное положение — вышли на захват крыши и только потом узнали, что это оперативники. Когда Гари с автоматом прямо на шоссе из машины вылез, они же, милиционеры, только тогда представились, а до этого момента под «крышу» косили. Не прав Буташев. Всегда так делали. Увозили «упертых» на базу и делали, что хотели. Сто процентов успеха. Гари ничего нового не придумал. Решил «крышу» отвезти на базу. А оказалось, что ментов. Самая поганая крыша. Салман сам себя представил в такой ситуации . Выпрыгнул из машины, стал противника загонять в будку, а этот противник ему красную книжечку тычет в нос и орет, что он милиция. А ты с автоматом. Уже со статьей в руках. Или ты его, или он тебя. Гариуллин не мог иначе.
В окне Салман увидел въезжающую во двор перламутровую «девятку». Камалов. С ним еще не откровенничал.
— O, Камал, дорогой, опаздываешь на работу.
— Задержался. Зря я позавтракал дома, не знал что ты заедешь. Вкусно купаты делаешь.
— Пока приготовится, успеешь проголодаться, друг. Ты мне друг или не друг?
Салман засмеялся.
—Зачем спрашиваешь? Мы с тобой не одного барашка съели, не один бурдюк вместе выпили.
— Ну да, ну да...
Во двор въехала зеленая «вольво» и «жигули».