Каждая минута жизни
Шрифт:
Да, действительно впервые. Он, доктор Рейч, рискнул и победил. Он проложил дорогу к пересадкам с применением лазерной хирургии. Конечно, сейчас он может откровенно сказать своим русским коллегам, что в его операции нет ничего сверхоригинального. Присваивать себе чужие идеи не в его правилах. Он отдает должное своим советским коллегам. Еще пять лет назад хирурги Москвы и Каунаса начали весьма успешно проводить с помощью лазера операции в желудке и кишечнике.
— Потом, как вы помните, господа, они пошли еще дальше, добрались мужественно до сердца. Их дерзость покорила мир. Доктор Бредикас… я правильно
— Невероятно, доктор! — воскликнул с юношеским пылом Карнаухов. — Лазер может прожигать, это мы знали. Но как вы заставляете его с ш и в а т ь?
Рейч словно поперхнулся. Хотелось говорить, говорить… Нет!.. Глаза Валькирии слишком строго вонзились в него. Он виновато развел руками.
— Иногда разглашать наши маленькие тайны бывает преждевременно, господа, — будто сожалея, произнес он. — К тому же, когда эти тайны еще только рождаются.
На лице Валькирии появилась язвительная усмешка.
— Свою «альфу» ты называешь «маленькой тайной». Ты забыл, что говорил доктор Альфонсо из мадридского института пересадок? Забыл о письме Барнарда?
— Извини, я ничего не забыл, — стушевался Рейч.
Доктор Барнард попросил у Рейча совета относительно применения лазера. И вопрос-то был по существу пустяковый, он касался даже не техники применения, а самого принципа. Но Валькирия разбушевалась, порвала письмо Барнарда в клочья, устроила настоящую истерику. Она это умеет и всегда делает в присутствии ассистентов в клинике: пусть знают, как она печется о благополучии своего мужа, пусть знают все, что только Рейч достоин бессмертия! Вот и сейчас она смотрит на него коброй, глаза серые, предупреждающие. Хорошо, что здесь Бетти. Поняла: нужно спешить на выручку отцу.
— Сыворотка наших хозяев, — Бетти с вызовом посмотрела на Валькирию, — насколько я понимаю, открытие первостепенной важности…
— Ну… это уже другое дело. А я говорю об «альфе», — недовольно ответила Валькирия.
Рубанчук попытался пригасить разгоревшийся спор. К сожалению, сыворотка еще не решает всех проблем и не дает абсолютной гарантии преодоления кризиса отторжения. Достигли немалого, но…
— Наша «альфа» тоже не дает гарантии, — вздохнул Рейч. — Нам как раз не хватает сильнодействующего иммуносупрессивного препарата. Одно дело сшить, другое — закрепить навечно.
Крылова подняла бокал. Она, конечно, умеет находить мудрые решения, в тонком женском чутье ей не откажешь.
— Я вижу, — Мария Борисовна приветливо взглянула на Рейча, — лазерный метод нашего гостя и наша сыворотка, как две половинки русской матрешки. Неплохо было бы соединить их. — В добрых ее глазах вспыхнули искорки. Вроде бы шутка, вроде бы и серьезный намек.
— Неплохая идея, — подхватил Карнаухов. — Тогда мы легко могли бы пересаживать людям органы при любых иммунологических данных. Даже в самых экстремальных ситуациях.
— Безудержный оптимизм молодости! — вздохнула с грустью Валькирия.
— Итак, за оптимизм! За безудержный, за прекрасный оптимизм!.. — провозгласила Мария Борисовна.
На этом ритуал приема можно было считать законченным. Найден первый общий знаменатель. И для начала этого вполне достаточно. Внезапно вспыхнувший спор показал, что Рейч умеет быть деловым человеком и способен идти на компромиссы.
— Я предлагаю нашу дискуссию закончить, — поднялся из-за стола Рубанчук. — До обеда у нас еще есть время, и я приглашаю всех на озеро, господа. У нас прекрасная лодочная станция.
Больше всех обрадовалась Бетти.
— Папочка, пойдем, быстрее! — Подошла к отцу, нежно обняла его, однако Рейч идти на озеро отказался. Посмотрел наверх, растерянно развел руками.
— Господи, я совсем забыла, что ты боишься солнца, — вспомнила Бетти.
— Не я боюсь, а мое давление, милая.
Для Николая Гавриловича это было сигналом, он тут же галантно подставил свой локоть.
— Прошу, фройляйн. Я буду вашим гребцом.
— Я сама люблю грести, — возразила Бетти.
— Вдвоем быстрее, — хитро улыбнулся Карнаухов.
В беседке остались Рейч и Мария Борисовна. Рейч сел на скамью, снял очки, протер их. «Вдвоем быстрее», — мелькнули у него в голове слова Карнаухова. Он улыбнулся. Наверное, действительно это так. Не потому ли он решился на дальнюю дорогу?
Мария Борисовна села рядом.
— Жара сегодня неимоверная, — сказала она. — Мы с вами в невыгодном положении. В жару должны прятаться подальше от воды.
— Я очень рад, мадам, что мы увиделись… вернее, встретились снова… А жара сегодня действительно невыносимая.
— Градусов тридцать, не меньше.
— По нашим среднеевропейским масштабам — многовато.
Крылова промолчала, на лицо ее легла хмурая тень. Рейч догадался, о чем ее мысли.
— Вы, очевидно, до сих пор не забыли случившегося в Монпелье? — спросил он вяло.
— Я не раз думала о той женщине, которую затоптали полицейские…
— Да, мадам, есть вещи, которые не забываются. Носишь потом в душе тяжесть… Будто ты сам виноват во всем.
— У вас тоже было такое чувство? — не смогла скрыть иронии Крылова.
— Поверьте, мадам, я всегда был против насилия.
В его голосе была искренность. Крылова это оценила и произнесла слегка отвлеченно:
— Все против. И все понемногу привыкают. Как к кровоточащей ране.
— Если бы человек хоть раз в жизни сумел проявить силу воли и сказать свое слово…
— Ну, вам это, пожалуй, трудно, — снова не удержалась от иронии Крылова.
— Понимаю вас, мадам, — вздохнул Рейч. — Я действительно не родился героем. Хотя на фронте, — что-то подталкивало Рейча к откровенности, — мне пришлось пережить довольно неприятную историю. Вы не поверите, но я спас вашего врача. Русского врача. И сам едва не пострадал из-за этого… Впрочем… — Он безразлично махнул рукой. — Жизнь — лотерея… Вот и сейчас я, кажется, на пороге великого открытия. Собственно, все уже сделано. Но улыбнется ли мне удача, как-то трудно поверить.