Каждая минута жизни
Шрифт:
— Вы об «альфе»?
— О ней, мадам.
— Скажите, доктор, вы действительно решили держать в тайне эту «альфу»?
— О нет! — смутился Рейч. — Медики делают открытия не для того, чтобы забирать их с собой в могилу.
— Когда вы заканчиваете работы над ней?
— Это зависит не от меня.
— Вам что-то мешает?
— Наоборот. Весьма влиятельные особы предлагают мне поддержку. Но я не тороплюсь. В таких случаях нужно много думать… Много и… тщательно.
Видно, он и теперь был в раздумьях. Еще на парижской конференции Крылова обратила внимание на странный, противоречивый
— Когда я возвращалась с парижского конгресса, то пролетала над вашей страной, — вспомнила без видимой причины Мария Борисовна.
— И что же вы увидели внизу, мадам? — рассеянно спросил Рейч.
— Землю… Представьте себе — землю.
— Не сказал бы, что это удивительное открытие, — улыбнулся Рейч.
— А мне показалось удивительным, что земля везде такая одинаковая: у вас… у нас…
— Еще более странно, — оживился вдруг Рейч, — что и люди в сущности везде одинаковые… И плохие, и хорошие, и никакие…
— Никакие?.. — Крылова на мгновение замолчала. — Не знаю, доктор. Мне кажется, что никаких людей не бывает. В жизни каждого наступает момент, когда приходится решать: какой ты?
— Вы говорите о политике. Вы же знаете, я всегда старался держаться подальше от нее.
— Так ради какой жизни вы спасаете своих больных? — даже рассердилась Крылова.
— Ради самой жизни, — убежденно ответил Рейч. — Я оперировал солдат вермахта и перевязывал демонстрантов в Ульме, лечил стариков и детей, мужчин и женщин. У людей нет ничего дороже жизни.
— Разве что идеалы, — тихо произнесла Крылова.
— Наверно, большинство растеряло свои идеалы. Даже я.
— О нет, доктор, не поверю, — запальчиво возразила Крылова. — Как врач и ученый, вы служите человечеству, служите разуму.
— Все достижения человеческого разума в равной мере работают и на благо человека, и на его уничтожение.
— А ваша «альфа»? Она же создана для того, чтобы лечить людей!
Рейч пожевал губами, опустил голову. Ему и приятно было услышать это от Марии Борисовны, и в то же время горько. Да, он работал для людей. Хотел спасти человечество. Около двадцати лет посвятил своей мечте. И что же? Что будет с его «альфой»? В чьи руки она попадет?
— Вы так спокойно говорите об этом? — укорила его Крылова.
— Мне рассказывали, что в Освенциме людей вели в газовые камеры под звуки веселой цыганской музыки. И никто не плакал. Есть слезы, — Рейч приложил руку к груди, — которые обжигают душу.
— Я понимаю, доктор, — Мария Борисовна взглянула на Рейча с сочувствием. — Если вам нужна наша помощь, мы охотно поделимся с вами опытом.
Такое предложение как будто не обрадовало Рейча. Не отрывая взгляда от земли, он сказал, что, к сожалению, его клиника проводит работы полностью самостоятельно. Его субсидирует банк Генриха Либа. Он против всякого обмена опытом. Из соображений конкуренции, конечно.
— Но вы же человек свободный, стоите вне политики?
— Генрих Либ тоже вне политики, — еще ниже опустил голову Рейч. — Он делец и делает деньги.
— У вас с ним контракт?
— Нет… — слегка покраснел Рейч. Его словно что-то придавило, и он изо всех сил попытался выпрямиться. Лицо покрылось красными пятнами. — Я еще окончательно не решил. Контракт всегда накладывает определенные обязательства. А с меня достаточно и тех, которые у меня есть…
Он не договорил. На аллее со стороны озера появились молодые люди. Бетти шла с полотенцем. Глаза ее весело блестели.
— Папочка, вода просто чудо! Как парное молоко!
— Вы купались?
— Немного. У самого берега. А потом… — она обняла отца, ласково потерлась щекой о его щеку, — мы устроили состязания. — Она таинственно понизила голос. — Кстати, он рассказал мне интересную легенду об этом озере. Здесь когда-то был монастырь, в котором доживали свои дни запорожские казаки. Они шли много километров по дороге, пели песни, играла музыка, а около ворот сбрасывали свою одежду и облачались во все монашеское. Представляешь? Как минезингеры при дворе Карла Великого.
— Минезингеры никогда не воевали, — буркнул доктор Рейч.
— Но они точно так же любили веселую жизнь и музыку, как и казаки, — засмеялась Бетти.
Пришла с озера и фрау Валькирия. Вид у нее был по-прежнему уставший, настроение явно упало.
— Герберт, ты бы немного отдохнул.
— Все хорошо, Вальки, не беспокойся.
— Может, ты приляжешь? — продолжала настаивать она.
— Но я себя прекрасно чувствую!
В это мгновение Крылова увидела Богуша. Старый врач шел к ним, при этом он как-то странно изменился в лице. Грубое, морщинистое, оно словно разгладилось, помолодело. Глаза возбужденно сияли.
Крылова поспешила представить его гостям:
— Антон Иванович Богуш, наш хирург.
Но Богуш прошел мимо нее и остановился перед Рейчем.
— Ты, Герберт?
Рейч медленно поднялся со скамьи.
— Боже мой, Антон!..
— Сколько лет! — Богуш прищурил глаза, внимательно разглядывая своего давнего знакомого. — Ты почти не изменился.
— И ты не очень, — взволнованно сказал Рейч.
— Как быстро прошло время, Герберт.
Рейч развел руками, невесело хмыкнул. Не время прошло быстро, а они быстро прошли по времени. Представил свою жену, представил дочь. Богуш поклонился им, но руки не подал. Они смотрели на него с интересом, но настороженно. Была в этой встрече какая-то скованность, холодная сдержанность.
— Мой муж рассказывал мне о вашей… дружбе, — без тени радушия сказала Валькирия. — Я готовилась к этой встрече.
Рубанчук удивился. Готовилась?.. С чего бы это? Богуш никогда не говорил ни о какой дружбе, хотя в институте не раз обсуждались успехи клиники Рейча. Однако протокол требовал ровного, дружественного тона. Рубанчук показал на беседку.
— Антон Иванович, присоединяйтесь к нашей компании.
Но Богуш виновато поклонился.
— Извините, дорогие друзья… — это было сказано всем, в том числе и Рейчу. — Я заехал только на минутку.