Каждый его поцелуй
Шрифт:
С того дня на склоне холма в Корнуолле прошло восемь лет. Её девичьи представления о добродетели в корне изменились, репутация была безвозвратно потеряна, а семья оставалась опозоренной и по сей день. Грейс увидела мир за пределами Лэндс-Энда и обнаружила, что он далеко не так прекрасен, как она себе представляла.
Грейс хотела вернуться домой. В буквальном смысле это было невозможно, но если она продержится на посту гувернантки год, всего один год, то обзаведётся собственным домом и будет вести образ жизни, подобающий обычной английской женщине. Пристойный, обыденный
"Позволь мне любить тебя".
Любить. Дилан не имел ни малейшего представления о том, как это делать. Возможно, в юношестве он и любил дочь викария, но сейчас потерял всякую способность. Деятели искусства любят только свои творения. Всё остальное находится на втором плане.
Дилан Мур больше не зелёный юнец, влюблённый в девушку и мечтающий на ней жениться. Он взрослый мужчина, и Грейс прекрасно понимала, чего он от неё хочет. Она поняла это, как только увидела его в том переулке. Он хотел её. Для любовных утех. А они не имели ничего общего с любовью. Даже близко.
Она не создана быть любовницей ради красивых слов о любви и солидного жалования за оказанные услуги в постели.
Грейс не хватало чёрствости для такого образа жизни, да она и не хотела его вести. После Этьена и даже во время их отношений множество мужчин пытались соблазнить её деньгами и разговорами о любви. Хорошенькие женщины постоянно получают предложения такого рода.
Но только в этот раз у неё впервые возник соблазн согласиться. Несмотря на репутацию Мура и на то, что Грейс прекрасно знала подобный сорт мужчин, она всё равно жаждала его прикосновений. Каждый его поцелуй манил её всё сильнее. Она прижала пальцы к губам и крепче стиснула подушку.
Она так давно жила одна и была так одинока. Грейс не могла переспать с мужчиной без любви, но бывали моменты, как сейчас, когда она об этом жалела.
Глава 11
Рассматривая своё отражение в зеркале на стене спальни, Дилан счёл, что порезы и ушибы выглядят хуже, чем есть на самом деле. Порванные брюки, жуткая царапина над глазом, синяки на лице и груди. Врач смыл кровь и после осмотра не обнаружил сотрясения мозга и других серьёзных травм, поэтому предположил, что боль через неделю утихнет. Синяки пройдут не так скоро, возможно, через месяц или около того.
– Чёртов счастливчик, – пробормотал Йен.
– Так и есть, – согласился доктор и взглянул на Фелпса. – Я рекомендую прикладывать к больным мышцам лёд или делать холодные примочки, – сказал он камердинеру. – По двадцать минут несколько раз в день, особенно обратите внимание на руки. Через день или два болезненность должна пройти, и он снова сможет ими пользоваться.
– Спасибо, доктор Огилви, – поблагодарил Йен. – Я вас провожу.
Мужчины направились к выходу, но доктор остановился на полпути и снова повернулся к Дилану.
– Мистер Мур, прежде чем уйти, я хотел бы сказать, что нам с женой очень нравятся ваши произведения. Несколько лет назад мы видели, как вы дирижировали оркестром, который исполнял вашу Двенадцатую симфонию в театре "Сэддлерс Уэллс", это было замечательно. Довольно трогательно.
– Спасибо. – Дилану всегда было приятно, когда люди ценили его работу, но он надеялся, что врач не задаст неизбежный вопрос: когда он снова собирается дирижировать. – Я рад, что вам понравилось.
Доктор ушёл вместе с Йеном, и Дилан отпустил Фелпса. Затем он повернулся к Тремору, который сидел в бархатном кресле у камина. Хэммонд, будучи во враждебных отношениях со своим шурином, не поехал с ними на Портман-сквер в карете герцога.
– Итак? – спросил Дилан, осторожно присаживаясь на мягкую скамеечку в изножье кровати. – Что ты хочешь узнать в первую очередь: почему я ввязался в дурацкое боксёрское состязание с сэром Джорджем или почему я был с Хэммондом?
– Ни один мужчина не должен спускать другому публичных обвинений в трусости, но ты мог бы сразиться с ним в другом виде спорта, друг мой. Зачем боксировать? Тебе чертовски повезло, что руки серьёзно не пострадали. Что до вас с Хэммондом, я признаю, что вам обоим нравится кутить вместе, но не понимаю этого. Когда до Виолы дойдут новости, она узнает о твоей дружбе с Хэммондом, впрочем...
– Неудавшаяся супружеская жизнь твоей сестры – не наше с тобой дело, Тремор, как бы сильно ты её ни любил. Мы с Хэммондом всего лишь приятели. И оба нуждаемся в добропорядочных друзьях. – Дилан улыбнулся. – Как поживает мой добропорядочный друг, и как дела у моей милой герцогини с фиалковыми глазами?
– У моей герцогини, – многозначительно поправил его Тремор. Дилан частенько подтрунивал над другом по поводу Дафны, наслаждаясь потом его реакцией. – Находится в прекрасном здравии. Немного мутит по утрам, конечно, – добавил он, на его лице появилось глуповатое выражение, свойственное мужчине, чья жена находится в положении, – но в остальном с ней всё в порядке.
– Я уже поставил на сына, – сообщил ему Дилан. – Уверен, что ты ждёшь именно его.
– Я буду не менее счастлив, если у меня родится дочь, уверяю...
– Боже мой! – раздался испуганный голос. В дверном проёме стояла Грейс, положив одну руку на косяк, а другой придерживая края белого халата. Она выглядела как никогда прелестно, через плечо свисала толстая коса, а из-под подола простой белой ночной рубашки виднелись босые ноги.
Мужчины поднялись на ноги. Дилан встал слишком резко и поморщился от боли в рёбрах, по которым прошлись кулаки Плаурайта. Грейс вскрикнула и подбежала к нему, с тревогой разглядывая синяки на его лице и обнажённой груди.
– С тобой всё в порядке? Я встала, услышав шум на лестнице и бегающих вверх-вниз слуг. Осгуд сказал мне, что ты подрался. – Грейс опустила взгляд на его руки. – О, нет, – задохнулась она. – Дилан, что ты наделал?
Она впервые обратилась к нему по имени. Всего несколько часов назад Грейс сильно разозлилась на него, а сейчас стояла перед ним такая милая и растрёпанная, от неё пахло грушевым мылом, на лице застыло беспокойство. Она беспокоилась о нём. Дилан расплылся в улыбке.
– Успокойся, Грейс. Да, пара синяков, но ничего не сломано. Я в мгновение ока поправлюсь. Вот, смотри.