Каждый его поцелуй
Шрифт:
Он протянул забинтованную руку и согнул пальцы, демонстрируя этим, что ничего не сломано. Грейс замешкалась, затем нежно взяла его ладонь в свои ладони, разглядывая белые льняные бинты и коснулась пятнышка засохшей крови на его пальце, которое не заметил доктор. Шум в голове утих, и Дилан полностью позабыл о боли в теле.
Внезапно она отпустила его руку и, нахмурившись, посмотрела ему в глаза.
– Ты потерял последний рассудок?
– Окончательно и бесповоротно, – признался он, любуясь маленькой ямочкой
– Ради всего святого, ты же композитор! О чём ты думал, ввязываясь в кулачные бои? Тебя же могли... ты же мог... твои руки… о, Дилан, в самом деле!
Грейс с трудом подбирала слова, теперь разозлившись не на шутку. Она сжала губы и нахмурилась ещё сильнее. Дилан понимал, что Грейс пытается донести до него всю глупость его поступка и то, как это сильно её разозлило, но, как бы она ни старалась, у неё просто не получалось принять суровый вид. Губы были слишком пухлым, а глаза – слишком нежными. Её бы едва ли испугался щенок.
Ему захотелось запечатлеть поцелуй на этих поджатых губках. От одной этой мысли в венах забурлила кровь. Боль в теле утихла, сменившись на более приятные ощущения. Дилан был уверен, что уже идёт на поправку.
Послышалось вежливое покашливание. Дилан посмотрел на Тремора, который стоял возле кресла в дюжине футов от них и наблюдал за сценой.
Грейс тихо ахнула и вцепилась в края халата. До неё внезапно дошло, что она находится в спальне Дилана в неподобающем виде. Она склонила голову, её щёки раскраснелись.
– Прошу прощения, – пробормотала Грейс и, развернувшись, промчалась мимо Тремора вон из спальни.
Герцог проводил её взглядом, затем повернулся к Дилану, вопросительно приподняв бровь.
Ухмылка Дилана тут же исчезла.
– Хочешь верь, хочешь нет, но она не та, за кого ты её принял.
– Это не моё дело.
Возможно, но Дилан читал мысли своего достопочтенного друга как открытую книгу.
"Очередная".
Учитывая то, чему Тремор только что стал свидетелем, и намерения самого Дилана, выводы, которые сделал герцог были очевидными и однозначными. Несмотря на сей факт, Дилан разозлился на подоплёку и почувствовал необходимость всё отрицать.
– Она не моя любовница.
– Я этого и не говорил.
Дилан проигнорировал вежливый ответ друга.
– Она не имеет отношения ни к чему подобному. Она респектабельная вдова из хорошей семьи. – Зачем он это сказал? Дилан ничего не знал о её семье. – Между нами ничего нет.
– Мур, ты не обязан мне ничего объяснять.
– Конечно, не обязан, – огрызнулся Дилан. – Я прекрасно это знаю. – Тогда почему он решил объясниться? Герцог смотрел на него с абсолютно беспристрастным выражением лица. – Чёрт возьми, Тремор, тебе обязательно быть таким обходительным? То, что мы остаёмся хорошими друзьями, ставит меня в тупик.
Герцог не успел ответить, его перебил Йен, входя в спальню:
– Обходительность считается положительной чертой характера, Дилан. Некоторые из нас специально её в себе развивают.
Дилан проигнорировал брата, не сводя взгляда с Тремора.
– Она не моя любовница.
– Конечно, нет.
– Что за любовница? – Йен перевёл взгляд с одного на другого. – О ком идёт речь?
– Вы пропустили явление ангела в белых одеждах, который пролетел здесь несколько мгновений назад, – сказал ему Тремор. – У неё прелестные глаза, – добавил он, внезапно улыбнувшись. – Уже сочинил о ней сонату?
Дилан не увидел ничего смешного в этом вопросе. Он прекрасно помнил тот вечер два года назад, когда подтрунивал над герцогом по поводу Дафны. Дилан фактически спровоцировал Тремора на драку ради забавы, просто чтобы увидеть, как друг потеряет над собой контроль. В то время Тремору это не показалось забавным, хотя сейчас он явно получал удовольствие, поменявшись с Диланом местами.
– Не сонату, – честно ответил Дилан. – Симфонию.
– Хорошо, – неожиданно сказал герцог. – Самое время снова сочинить какое-нибудь существенное произведение, чёрт возьми. Если эта молодая женщина тебя вдохновляет, тем лучше.
– Что происходит? – настойчиво спросил Йен. – С тобой снова живёт женщина?
– И очень хорошенькая, – вставил Тремор. – Блондинка. Зеленоглазая.
– Я потрясён, – сказал Йен абсолютно обыденным тоном. – Как я уже и сказал, некоторые вещи не меняются.
– Она не живёт со мной! – Заявление прозвучало столь нелепо, что Дилан сразу же уточнил: – То есть она живёт со мной, но не в том смысле, о котором вы подумали.
Йен недоверчиво рассмеялся.
– Свежо придание, а верится с трудом.
Дилан раздражённо выдохнул. Возможно, сейчас как раз подходящий момент рассказать брату и лучшему другу о том, что в любом случае неизбежно станет достоянием общественности. Чёрт с ним.
– Она не просто женщина, – поправил он. – Грейс – гувернантка моей дочери.
– Дочери? – переспросили хором оба.
Дилана весьма позабавили удивлённые лица брата и друга.
– Да, джентльмены, у меня есть дочь. Изабель восемь лет, её мать умерла, и две недели назад французская католическая монахиня привела девочку на порог моего дома.
– Но как... – начал Йен.
– Я нанял для неё гувернантку, – продолжил он до того, как брат начнёт задавать неизбежные вопросы, расскажет, что, по его мнению, правильно для Изабель, что плохого в том, что Грейс живёт в его доме, словом, проявит свою приличную и занудную натуру. – Я намерен обеспечивать ребёнка из своей доли дохода от семейных поместий и из собственных источников, так что хорошо, что ты вернулся из Венеции. Нам нужно будет подписать документы с поверенными. Я прикажу их подготовить.