Каждый сам за себя

Флёри Юлия

– Мужчина, вы в своём уме, сюда посторонним нельзя! – командным голосом возмутилась она, а тот и не подумал отступить.

– Слышь ты, сестричка… – начал он с угрожающей интонацией, как вдруг изменился в лице. С него слетел налёт небрежности и надменности, взгляд стал заискивающим, а интонация просящей.

– Ну что, Степаныч? – панибратски обратился громила к профессору. Того явно передёрнуло от подобной фамильярности, но от комментария он всё же воздержался.

– Кира Валерьевна Вернер, хирург. Моя лучшая ученица. – отрапортовал Чилаев с

деловым видом. – Операция проведена блестяще, но ни о каких прогнозах не может быть и речи. Ближайшие сутки посещения запрещены.

Громила торопливо кивнул.

– Ну, охрану-то к палате поставить можно?

– Кира Валерьевна, в виде исключения, а? – льстиво усмехнулся профессор, а она стиснула зубы.

– Куда охрану? В реанимацию?! – удивилась она податливости старика, но скоро перевела взгляд на громилу. – Здесь вам не частная лавочка!

Чилаев деликатно прокашлялся.

– Думаю, этот вопрос можно будет решить с руководством клиники, а сейчас, дорогой мой, давайте отпустим врача, она и так перенервничала. Кира Валерьевна, вы можете идти отдыхать. Я загляну в ваш кабинет чуть позже.

Чилаев участливо похлопал её по плечу, а Кире оставалось только удивляться умению старого прохвоста выкручиваться из подобных ситуаций. Помнится, на комиссии он больше всех кричал и отчитывал. Грозился, упрекал в самонадеянности, взглядом едва ли не молнии метал. Позже Кира узнала, что с тем же усердием он отстаивал её перед руководством института. Под свою ответственность, так сказать. Вот и сейчас, непрозрачно намекнув на её неразумность наедине, вдруг вступился. Надо же: лучшая ученица!

В ординаторской профессор появился минут через сорок. Он вальяжно раскинулся в кресле, с задумчивым видом поглаживал аккуратную бородку, после чего улыбнулся. Вполне себе дружелюбно. Беседа оказалась не из простых. Чисто по-человечески он мог понять её порыв. В конце концов, оказывать помощь – это прямая обязанность врача. Но последствия… по всему выходило, что на принятие подобных решений у Киры просто не было никакого морального и этического права.

– Ну, разумеется, постоять с умным видом в стороне, и спустя время констатировать смерть было бы куда более этично! – в запале отозвалась она, на что профессор неодобрительно покачал головой.

Сошлись на том, что в операционном журнале и в дневниках ведущим хирургом будет стоять его фамилия, а Кира пойдёт ассистентом. А ещё профессор предложил ей место в своей клинике. Весьма великодушно, но совершенно не интересно.

– Вы напрасно показываете характер, Кирочка. – профессор податливо склонил голову. – У вас большое будущее. Стоит ли омрачать его былыми обидами? Да и мне будет, кому передать опыт и знания. Смысл сеять семя есть только в том случае, если оно упадёт на благодатную почву. – наставнически изрёк он, а Кира только выше вздёрнула подбородок.

Пожалуй, упрямство было не лучшей из черт её характера. Она даже допускала мысль, что очень скоро пожалеет о своём отказе. А впрочем, дело было вовсе не в упрямстве. Вот только

об истинных причинах говорить открыто Кира не могла. Была к этому просто не готова. И потому ещё долго с какой-то нечеловеческой усталостью смотрела на закрывшуюся за профессором дверь. Была просто не в состоянии отвести взгляд.

Усилием воли она заставила себя пересмотреть истории болезни пациентов своей палаты. И, скорее, чтобы отвлечься, нежели исполнить долг дежурного врача, всё же совершила воскресный обход, сделала несколько перевязок, вписала в процедурный лист новые назначения. Посетить отделение реанимации тоже было нелишним. Пациентов после плановых операций перевели ещё вчера, но… Но разве она должна давать кому-то отчёт?

Палату, где расположился её «огнестрел», Кира вычислила сразу. По двум охранникам, бдительно оглядывающим просторный коридор. Впрочем, вошла она беспрепятственно. Аппараты работали исправно, от пустых стен отскакивало и вгрызалось в чувствительный слух монотонное пиканье. Кира подошла к высокой койке, замерла, всматриваясь в безжизненное лицо. Следом за ней вошла медицинская сестра, ожидая распоряжений.

– В сознание пациент не приходил. – отрапортовала она на всякий случай.

Кира согласно кивнула: хорошо, если тот очнётся хотя бы на вторые сутки после операции.

– И кровь уже перелили?

– Да. Олег Сергеевич велел ускорить.

– Давление?

– За последний час стабильно. Никаких рецидивов.

– Вы знаете… вот что: я сегодня дежурю, в случае чего сразу вызывайте.

– Да уж, повезло мужику. Считай, что ваш крестник, Кира Валерьевна. А этих двоих у палаты видели? – медсестра многозначительно хмыкнула. – Явно кто-то из чинов. Как раз перед вами главврач заходил, велел глаз не спускать. Кто знает… может, и нас отблагодарят. Вон, аппарат ИВЛ который месяц на ладан дышит. Глядишь, и пошевелятся!

Кира только мимолётно улыбнулась: знавала она таких благодарных. В этих случаях главное успеть вовремя башку спрятать, чтобы благодарность тебя не нагнала. Так и улыбалась, пока не уловила на себе чей-то настойчивый взгляд.

– Я умер? – раздался тихий, едва различимый из-за слабости и наложенной кислородной маски голос.

Кира вздрогнула оттого, насколько осознанным показался взгляд мужчины. Действие анестезии порой бывает непредсказуемым и Кира едва уловимым жестом велела накинуть фиксирующий ремень на ноги и пояс пациента. Сама же с ласковой улыбкой зафиксировала его запястье.

– Нет, не умер. – прошептала она, отступившись от койки на шаг.

– Жаль, я бы такого ангелочка отжарил. – прохрипел мужчина и болезненно застонал.

Кира ускорила капельную систему.

– Сейчас нужно спать. – посоветовала она и решилась на успокаивающее поглаживание. Коснулась его ладони, скользнула кончиками пальцев по коже вверх.

– Кайф. – сквозь боль улыбнулся он и спустя несколько секунд всё же сдался.

– Во мужик жжёт! – усмехнулась сестра. – Чуть богу душу не отдал, а всё туда же.