Каждый выбирает по себе
Шрифт:
Лошади, чуя слишком близко подобравшегося преследователя, пугливо всхрапывали. Ратники начинали озираться, гадая, от чего бесятся кони, но котофей умудрялся сливаться с окружающим лесом настолько, что его короткие перебежки принимались людьми за игру теней.
Немного погодя Баюн свернул в сторону. Все, что ему требовалось, он уловил. Возвращаться к жилью ведьмы не стоило - птичка давным-давно улетела. Теперь надо проверить дом чародейки - вдруг она уже вернулась, да проведать Антона. Как там у него дела?
*****
С украшенного узорочьем крыльца высокого терема сбежала улыбающаяся хозяйка и остановилась, не решаясь подступить к ратникам, тесным кольцом обступивших дроги, удивленно высматривая супружника. Девицы нерешительно толкались в дверях, не осмеливаясь выскочить следом за матерью, перешептывались, рассматривая молодых воев. Только когда князь виновато потупил взгляд, Стояна поняла всё и взвыла в голос, зарыдала, словно раненый зверь.
Родослав, услышав причитания, выглянул из темного подклета, где прятался от бдительного взгляда матери и сестер, занятых домашними хлопотами. Им просто невмоготу было зреть бесцельно слоняющегося по двору мальчика и потому, как только он попадался им на глаза, его тут же старались пристроить к делу. Но это только на их взгляд у брата не было забот. Были, да только вот для женщин они не считались такими уж важными. И Родослав полюбовался на первый самолично смастеренный меч, который он только что закончил. Получился такой же, как у отца! Ну, или почти... деревянный только... Осталось только слегка поправить, но маленький каленый нож остался во дворе, а без него как?
Мать, тихо подвывая, вцепилась в холстину, покрывающую дроги. Один из спешившихся ратников напрасно пытался удержать вырывающуюся из его рук женщину.
Мальчик осторожно выбрался из своего убежища и подобрался поближе.
– Твой муж заслужил честную кроду**.
– Князь слез с коня, прихрамывая, подошел к телеге, откинул покрывало, всмотрелся в застывшее лицо своего гридня***.
– Он погиб на поле брани, как достойный вой. Я обязан ему жизнью.
"Отец? Отец погиб?" - У Родослава дыхание перехватило от осознания потери. С трудом сглотнув горький комок, сжавший горло, он протиснулся между дворовыми людьми.
– Кто из вас умрет вместе с ним?
– Вопрошающий взгляд князя обежал родовичей своего телохранителя.
– Кто согласен проводить его в Ирий?
– Я!
– Родослав выступил вперед, и услышал, как глухо охнула старшая сестра, а за штаны его ухватила чья-то ловкая рука, потащила назад. Он, не оглядываясь, нетерпимо оттолкнул чужую длань, и прошел к князю.
– Я согласен разделить с отцом тяготы последнего пути.
– Добре, - князь утвердительно кивнул головой.
– Сын у Гордея под стать ему вырос...
Тут же по обе стороны от мальчика встали дружинники.
– Родька, что ты сделал? Ты о нас подумал?
– Уйди...
– решительно сказал мальчик.
– Ведь на тебе весь род прервется... Ты последний мужчина. Отец так на тебя надеялся...
– Я с ним и останусь.
– Дурачина ты, матери каково будет - двоих сразу потерять? Она ж и так свету белого не видит, третий день без продыху воет, все старшие делают... И одёжу шьют, и тризну готовят. Родька...
– девочка внезапно залилась слезами, прижала брата к себе. Тот, набычившись, вырвался из крепких объятий.
– Ведь не обязательно было соглашаться... Давно уже кроду, как пращурами заведено, не делают. Как мы без тебя?
– Я сам так решил, а давшим согласие на кроду обратного пути нет.
– Да тебе ведь только девять лет минуло. Что ж они, не понимают?
– Я волен в своем ответе. Хватит... Уходи...
– Родослав оттолкнул сестру, развернулся к стене.
– А не уйдешь, закричу на весь мир.
Синеока отпрянула, обиженно сверкнула глазами, и, не сказав больше ни слова, выбежала из парадной горницы, в которой временно обитал брат.
Мальчик тоскливо посмотрел на стол, уставленный яствами, на мягкую парадную постель, заваленную подушками, на новые одеяния - отправляющемуся в мир иной полагалось все три дня до погребального обряда провести в веселье и праздности, пока не придет назначенный срок, однако ничего не радовало. Да и немудрено... Самому стыдно признаться, но сердце сжимается от страха...
Поутру, едва поднимающее солнце позолотило маковки деревьев, за ним пришли. Так и не сомкнувший в эту ночь глаз Родослав медлительно натянул алую рубаху, вышитую по вороту угловатой рунической вязью, туго затянул завязки плисовых штанов, вдел ноги в узорчатые вязаные чулки, плотно охватившие стопы.
– Готов...
– вымолвил он, не поднимая головы.
Хмурый дружинник развернулся и молча вышел из горницы. Родослав понуро поплелся за ним. Все-таки растеребила Синеока душу, заставив усомниться в правильности выбора.
Свежий ветер холодом ожег лицо, остудил пылающий нестерпимым жаром лоб. Дойдя за провожатым до околицы, мальчик оглянулся - по седой от росы траве тянулся темный след. Только сейчас он почувствовал, как окоченели ноги в промокших насквозь чулках. "А ведь сегодня будет хороший день...
– отстраненно подумал мальчик, - нежаркий...". Осталось всего ничего - спуститься к реке, но каждый шаг давался с неимоверным усилием.