Казнь Шерлока Холмса
Шрифт:
Краем уха я уловил, как Холмс издал вздох отчаяния. Между тем маэстро продолжал:
— Мадам Эльвира сейчас ничего не видит, но она удивительным образом печатает на машинке вслепую. Ее волшебные руки наберут нужные клавиши в том порядке, в каком слова будут возникать в ее уме. Она воспроизведет все имена, написанные на карточках. Вы получите эти листки и убедитесь в том, что мы никого не обманываем.
Наконец-то покончив со вступлением, профессор Чемберлен, вытаращив глаза, уткнулся в первую карточку, затем опустил веки.
— Я обращаюсь к джентльмену, чье имя здесь написано, — глухо произнес он. — В данном случае это… Итак, сэр, пока мадам Эльвира воспринимает образ, который только что покинул мой мозг, я блуждаю в мире духов, отыскивая послание, ожидающее вас. Этот мир бесконечен, а мы слишком слабы, чтобы с легкостью постигать поступающие оттуда знаки… Но вот я вижу… Смысл еще неясен, но буквы начинают выстраиваться перед моим мысленным взором. Я читаю слово «смерть». Секунду… Прошу тишины! Да, теперь я вижу целую фразу: «Осенью зреет смерть, дающая покой…» Но постойте, это не все! «Розы любви — залог счастья…»
— Какая невообразимая чушь! — сказал Холмс вполголоса.
Маэстро открыл глаза. Послышалось отрывистое стрекотание клавиш печатной машинки, короткий звонок и шорох вытаскиваемого листа бумаги. Вызванный из зала помощник передал работу мадам Эльвиры Чемберлену. Тот шагнул к краю сцены и торжественно проговорил:
— Кресло номер двадцать четыре! Имя джентльмена — Питер Смит! Послание из потустороннего мира также напечатано на карточке.
Послышался гул ожидания. Стоя среди огней рампы, маэстро драматическим жестом указал на человека, занимающего двадцать четвертое место:
— Я прав, сэр?
Зритель кивнул, что-то пробормотав.
— Встречались ли мы с вами прежде, сэр? Знакомы ли мы?
Тот помотал головой. Зал снова приглушенно загудел.
— Понятен ли вам смысл сообщения, которое я вам передал?
Питер Смит опять кивнул, однако менее уверенно, чем в первый раз. К нему подбежал помощник маэстро и вручил отпечатанный листок с таким видом, словно это был ценный приз. Признаюсь, зрелище начинало меня занимать. Но Холмс притворялся скучающим.
Гипнотизер огласил дюжину имен, сопроводив каждое из них посланием из потустороннего мира, представляющим собой смесь туманно-бессмысленного с общеочевидным. Если все это был трюк, то я не догадывался, в чем он состоял. Мадам Эльвира ничего не могла видеть, но печатала без ошибок.
Прошло около получаса. Профессор Чемберлен взял очередную карточку и принялся пожирать ее глазами.
— Я вижу эти слова отчетливо, но издалека, — проговорил он. — Прошу вас соблюдать тишину, леди и джентльмены… Возможно, сообщение адресовано человеку благородной профессии, ученому мужу. Оно состоит из двух частей. Я вижу первую: «Гром есть наперсник молнии». Но вот и вторая: «Только ночь способна…» Минуту терпения! О да! «Только ночь способна раскрыть неявленную мысль». Леди и джентльмены, смысл многих сообщений ускользает от меня, но, надеюсь, он ясен их адресатам.
— Что «гром есть наперсник молнии», знает даже павиан, — прошептал Холмс над моим ухом. — Кажется, с этого обезьяньего спектакля мы не уйдем без приза.
Пишущая машинка застрекотала, и профессору Чемберлену подали лист.
— Номер кресла — тридцать один, а джентльмена зовут Джон Ватсон! Верно, сэр?
— Да! — выкрикнул я. — И мы никогда не встречались.
— Примите мои поздравления, — едко проговорил мой друг. — Неужели я один вижу, как они проделывают этот нехитрый фокус?
Сеанс продолжался. К моему удивлению, Холмс стал нашептывать мне имена зрителей прежде, чем мадам Эльвира успевала их напечатать. Я даже стал опасаться, что кто-нибудь его услышит и нас разоблачат. Тем временем подоспела очередная весть из иного мира.
— «Человек должен прийти к новой истине!» — воскликнул профессор Чемберлен, а затем торжественно прибавил: — «Филин не кричит! Луна рыдает!» Номер тридцать два, мистер Шерлок Холмс!
Ни для артистов, ни для публики это имя явно ничего не значило. Однако позади нас мне почудился негромкий смешок, — вероятно, кто-то решил, будто некий остряк подшутил над маэстро, выдав себя за известного детектива.
— Я не ошибся, сэр? — спросил профессор Чемберлен, обращаясь к моему другу.
— О нет! — ответил тот с любезной улыбкой. — И до сих пор я не имел удовольствия быть с вами знакомым.
Получив листок со своим именем и посланием духов, Холмс сунул его в карман. Представление продолжалось примерно в том же духе. Из колоды вытаскивали карты, и мадам Эльвира их угадывала. Несколько раз ей удавалось назвать масть и достоинство даже прежде, чем приглашенный на сцену успевал что-либо вытянуть. Все фокусы были не многим сложнее тех, какие известны каждому опытному покерному шулеру. Перед новым трюком колода извлекалась из упаковки, но карты вполне могли быть помечены раньше. Мне казалось, что я попал в дешевое игорное заведение.
Однако в большинстве своем зрители остались довольны спектаклем, хотя сеанс ясновидения под конец их немного утомил. В заключительной части программы они, аплодируя с прежним энтузиазмом, вновь потешались над загипнотизированными молодыми мужчинами и женщинами: первые позволяли себя бить, а потом кланялись по приказу «доктора Месмера» и благодарили обидчиков, а вторые лаяли по-собачьи, опускались на четвереньки и дрались. Подобные зрелища развлекали народ куда больше, чем извещения «из потустороннего мира». Они претендовали на философскую глубину, но у любого, кто пытался отыскать в них смысл, начинала нестерпимо болеть голова.
Я давно ушел бы отсюда, но Холмс, очевидно, решил непременно дождаться финала. Наконец мы покинули «Аквариум» и стали прогуливаться по длинной стреле Цепного пирса. Уже взошел молодой месяц, и его бледный мерцающий свет начертил на морской глади узкую дорожку, протянувшуюся до самого французского берега. Я извлек из кармана листок, торжественно врученный мне во время сеанса ясновидения, и хотел бросить его через перила в воду.
— Нет! — резко остановил меня Холмс. — Это наш первый боевой трофей.