Казнь Шерлока Холмса
Шрифт:
Я поглядел на Холмса:
— Престранное послание! Невзирая на то, что в нем сказано, вчера вечером «профессор» по-прежнему изумлял публику своим «магическим даром»!
— Да-да, — нетерпеливо ответил мой друг. — Но я не просил вас читать это. Просто посмотрите на текст письма и на конверт.
Мне ничего не бросилось в глаза. Даты на штемпеле и внизу страницы совпадали. Как следовало из карандашной отметки, Герни получил послание несколько дней назад.
— Машинопись, Ватсон! Я начинаю подумывать о монографии «Пишущая машинка и преступление». У меня накопились кое-какие наблюдения в этой области.
Читатель, знакомый с нашими приключениями, вероятно, помнит, что печатная машинка попала в число тех изобретений, которые привлекли к себе живейшее внимание моего друга. Он был убежден, что у каждого такого устройства, как и у человека, есть свой почерк.
Детектив вынул из кармана увеличительное стекло и подал его мне. Я принялся изучать черные буквы.
— Если бы эти строки, Ватсон, были отпечатаны в типографии, все литеры выстраивались бы четко, по линейке. Но нельзя не заметить, что наш «профессор» пользовался рычажно-сегментной машинкой. Принцип ее действия заключается в нанесении символов на бумагу с помощью тонких рычагов, оканчивающихся колодками со строчными и прописными буквами. Они расположены полукругом над красящей лентой. При нажатии той или иной клавиши соответствующая лапка опускается, ударяясь о ленту, а затем наносит букву или знак на лист.
— Полагаю, письмо было напечатано при помощи той машинки, что мы видели во вчерашнем представлении?
— Несомненно, хотя дело не в этом. Возьмите листок, который вы собирались выбросить в воду, и вы заметите определенное сходство между двумя текстами. Приложив к строке линейку, можно увидеть, что буквы «а», «к», «с» и «я» слегка проваливаются, а «б», «о» и «л», напротив, чуть подскакивают. «М» опускается в нижнем регистре, но подпрыгивает в верхнем. Это связано с несовершенством заводских станков: плечо каждого рычага немного отличается от остальных. Кроме того, «увязающие» литеры располагаются в левой части клавиатуры, а стремящиеся выскочить — в правой. Такое можно наблюдать довольно часто, — сказал Холмс и поджал губы, очевидно производя в уме какие-то подсчеты. — Сорок лапок, на конце каждой по две буквы. Лапки разные, восемьдесят символов тоже отлиты не совсем одинаково. Вероятность того, что две машинки окажутся идентичными, — примерно один к пятистам тысячам. Прибавьте к этому износ, зависящий от особенностей использования. Выходит, преступник, который пишет от руки, изменяя почерк, скорее останется неузнанным, чем тот, что печатает на машине.
Мне показалось, будто Холмс слишком пространно рассуждает об очевидных вещах.
— Чемберлен подписал свое письмо, следовательно машинка, на которой оно напечатано, вероятнее всего, принадлежит ему. Честное слово, Холмс, не понимаю, к чему все эти подробности, — брякнул я, чем несказанно удивил моего друга.
— Когда дело дойдет до Центрального уголовного суда, будут важны любые детали, без сомнения. Предположение, что «машинка, вероятнее всего, принадлежит ему», требует неопровержимого доказательства. От устройства Чемберлен может избавиться, и тогда листок, который вы чуть не выбросили, станет единственной уликой, подтверждающей авторство послания. А оно, между прочим, вполне способно отправить писавшего на виселицу.
— Неужели?
— Да, если мы не помешаем ему осуществить задуманное. Вы не замечаете признаков психопатии в речи этого шарлатана? По-моему, он из тех, кто может бесконечно улыбаться, затевая страшную подлость. Посмотрите, пожалуйста, на письмо и на конверт. Просто посмотрите, не читая!
Я повиновался, однако мне пришло в голову лишь то, что и само послание, и адрес напечатаны на одной машинке. Мой друг хотел услышать не это.
— Текст письма более четкий, чем надпись на конверте, — наконец догадался я.
— Что вы имеете в виду?
— Буквы кажутся более яркими.
— Прекрасно, Ватсон! Лента, с помощью которой печатали адрес, уже износилась. А та, что послужила для письма, хотя и не новая, но гораздо менее истертая. Можно подумать, будто эти два текста, несмотря на совпадение указанных дат, созданы с промежутком в несколько дней, вплоть до двух недель.
— Но Герни там и там указал день получения.
— Карандашную пометку нетрудно подделать.
— А вдруг Чемберлен сначала отпечатал адрес, а перед тем, как взяться за письмо, заменил ленту в машинке, чтобы оно выглядело лучше?
— Мой дорогой Ватсон, я готов побиться с вами об заклад, что ни один человек из ста не будет заранее подписывать конверт. Кроме того, Чемберлен, скорее всего, сменил бы ленту еще до написания адреса или вовсе махнул бы на это рукой. Так или иначе, лента, которая была в машинке, когда печатали письмо, не новая. Можете не сомневаться, оно написано задолго до даты, указанной в последней строке. Через увеличительное стекло вы увидите, что она будто слегка размазана. Машинка произведена фирмой «Е. Ремингтон и сыновья» в Илионе, штат Нью-Йорк. Эта великолепная модель позволяет вернуться на один интервал назад, чтобы заново напечатать букву, в которой была допущена ошибка. Дата отбита два-три раза, чтобы беглый взгляд не заметил истертости ленты.
— Выходит, Чемберлен написал примирительное послание, продержал его у себя две недели и только потом, допечатав число и месяц, отправил Герни? Но зачем?
Холмс вложил лист в конверт и вернул на прежнее место в бюро.
— Письмо не было отправлено, Ватсон.
— Как же штемпель и почтовая марка?
— В конверте изначально находилось что-то другое — совершенно безобидное и, по-видимому, не от Чемберлена.
— Но кому понадобилось подменять содержимое конверта? Почему «профессор» просто не опустил в почтовый ящик то письмо, которое мы нашли?
— Мой дорогой Ватсон! Это письмо — абсолютная бессмыслица. Мы собственными глазами видели, что через несколько дней после указанной даты отправки шарлатан продолжал обманывать своих доверчивых зрителей, как и раньше. Примирительное послание было написано не для того, чтобы Герни его прочел, а в качестве улики, когда сам ученый уже не сможет ничего возразить.
— Кто же найдет письмо, если не адресат?
— Душеприказчики, а возможно, и полиция. Чемберлен рассчитывал на то, что Герни, поместив письмо в коробку для корреспонденции, в ближайшие дни к нему не притронется: к чему перечитывать, скажем, заурядную записку или неинтересную вырезку из субботней газеты?
— А потом?
— Потом подмена письма едва ли обнаружится. Согласно плану, разработанному Чемберленом, Герни оставалось жить совсем недолго.
Я сомневался в столь злых намерениях артиста. Холмс, казалось, преувеличивал серьезность положения. Мы оба посмотрели на человека, по-прежнему лежавшего без сознания в соседней комнате. Теперь он был вне опасности, но я все еще боялся оставлять его одного. Холмс открыл шкафчик с лекарствами и принялся изучать его содержимое. Разглядывая порошки и таблетки, мой друг время от времени просил меня перечислить их ингредиенты. Мы прошли по всему списку, от карболового ингалятора до «Никодимовых пилюль Проптера», на коробке с которыми красовалось обещание «сделать старика молодым», {15} вызвавшее у Холмса сардоническую усмешку.