Казус бессмертия
Шрифт:
Эпилог
В одну из холодных ночей выпал первый снег. Агасфер уже давно топил печку-буржуйку. В домике было тепло. Единственное неудобство заключалось в том, что надо было несколько раз за ночь вставать, и подкладывать дрова. Если старик спал крепко, то просыпался, стуча от холода зубами. Вот и сегодня он ругал остывшую печку самыми черными словами… Для того, чтобы согреться, пришлось чуть свет выпить водки. Это помогло.
Агасфер выгнал из загона овец и подумал, что снег лежит неглубокий. Всего несколько сантиметров. Овцам такое препятствие – не помеха. Но все равно через несколько
Старик предпочитал оставаться на пастбище. Зимой, правда, никто к нему не приходил, и за продуктами приходилось отправляться самому раз в неделю, но это его не смущало. А одиночество – штука привычная. С конца лета (после увода Шенгеле), он и так ни с кем не общался. Муса с той стороны ручья предпочитал даже не здороваться с Агасфером, а те чеченцы, что приносили ему харчи, представляли собой необразованных и недалеких индивидуумов, и разговаривать с ними было не о чем. Единственный раз в долине появился Шамиль, который опять что-то с кем-то не поделил. Он отсиживался в домике трое суток, и старик отвел с ним душу. Они пили виски и разговаривали о жизни, а по вечерам, глядя через открытую дверцу на живительный огонь, полыхавший в печке, читали друг другу стихи Хайяма и громко пели старые советские песни. На третью ночь своего присутствия Шамиль показывал Агасферу, чем отличаются чеченские танцы от ингушских, лезгинских, адыгских и всех прочих танцев. Происходило это перед домиком. Ярко светила полная луна, и причудливые тени носились по долине. Старик хлопал в ладоши, отбивая такт, и орал: «Тум-така-тум». Им было весело и жарко… Потом Качукаев ушел, и Агасфер опять остался один.
Он давным-давно научился разговаривать сам с собой. Это его никоим образом не смущало, и он не зачислял себя в ранг психически нездоровых людей. Уткнувшись взглядом в землю, он всегда бубнил что-то, и со стороны могло показаться, будто Агасфер о чем-то постоянно спорит с воображаемым собеседником…
Чуткое ухо где-то на пределе слышимости уловило легкое жужжание. Еврей встрепенулся и окинул взором долину. Никакого движения он не заметил. Овцы мирно и неторопливо щипали траву в проплешинах. Звук приближался с востока. Агасфер, сплюнув под ноги, встал с камня и привычно направился в сторону скалы, в которой чернело отверстие спасительной пещеры. Идти было недалеко. Он неторопясь взобрался наверх, уселся на входе, свесил ноги вниз и, хорошо хлебнув из фляжки, стал внимательно осматривать долину.
Звук приближался. Казалось, что на подлете находится целый рой комаров. И тут Агасфер заметил легкое движение. Вглядевшись внимательней, у подножия одного из склонов он увидел одиноко бредущую фигурку. Человек был одет в черное, и потому, - резко контрастируя со снежной поверхностью долины, - представлял собой великолепную мишень. Агасфер удивленно задрал брови вверх и подумал, что жить пришельцу осталось совсем чуть-чуть. И он нисколько не ошибся.
Из-за горы, как чертики из коробочки, в долину ворвались сразу три боевых вертолета. Человек в черном оглянулся, и вихляющей походкой затрусил в сторону ближайшего к нему склона, надеясь найти там убежище. Бежал он медленно и неровно. Создавалось впечатление, что человек ранен и устал. Долина наполнилась ревом вертолетных двигателей и шумом их лопастей.
Агасфер на всякий случай встал, зашел в пещеру и, высунув наружу только голову, продолжил смотреть разыгравшееся смертельное представление. Овцы находились далеко, и бегущий человек был виден, как на ладони. Агасфер сильно удивился. Чтобы сразу три вертолета преследовали одну жертву?
– Наверное, украл у русских ядерную бомбу, - сказал Агасфер сам себе. Два вертолета зависли над землей и дали залп реактивными снарядами.
Ковыляющую фигурку человека накрыло дымом. Третий вертолет, слегка запоздавший, завис рядом с двумя другими. Когда дым развеялся, никакого движения уже не было. На перепаханной взрывами земле лежали какие-то обрывки. Повисев еще немного, два вертолета взмыли вверх, и полетели к выходу из долины. Третий – менее удачливый – медленно развернулся в воздухе и направился в сторону слегка перепуганной овечьей отары.
– Вот тебе и сафари! – воскликнул Агасфер. – Ведь взрослые же люди! Нет, надо обязательно в кого-нибудь пульнуть.
Пилот тем временем заметил отбившуюся от стада овцу, тупо трусившую в сторону не замерзшего еще пока ручья. Вертолет дал крен на левое крыло и крупнокалиберный пулемет разразился длинной хвастливой очередью. Овцу подбросило на метр вверх и швырнуло на землю. Снег вокруг места падения окрасился алым.
– Ворошиловский стрелок, мать его, - констатировал Агасфер.
Вертолетчик с чувством выполненного долга развернул машину, и она полетела прочь.
Агасфер, хлебнув их фляжки, заметил вслух:
– Стрелок, – не стрелок, а запеченное в буржуйке мясо – штука недурственная.
Он спрятал флягу в карман, спустился вниз и пошел к своему домику. Там он взял со стола большой кухонный нож, захватил пустой мешок из-под картошки и направился в сторону застреленной небесным охотником овцы.
Через час все было сделано. Разорванная пулями тушка была освежевана, промыта в чистых водах ручья, разрезана на части и сложена в мешок. Куски шкуры Агасфер захватил с собой, как доказательство смерти животного не по его вине (дырки там были впечатляющими).
Он занес добычу в домик, растопил буржуйку и решил пожарить мяса. Но – передумал.
Ему не давала покоя мысль о человеке, за которым охотились вертолеты. И хотя он понимал, что от его тела вряд ли осталось что-либо целое, решил все-таки убедиться в этом сам. Подбросив в печку побольше дров, Агасфер пошел к месту трагедии.
Земля там была перепахана качественно. Кроме камней, вырванных с корнем пучков травы, и куч взрытой земли ничего больше не наблюдалось. Старик удивился. Он медленно пошел между кучами, внимательно смотря себе под ноги. Через несколько секунд настойчивость его была вознаграждена. На земле валялся вымазанный кровью кусок кашемирового пальто, с неизвестно каким образом уцелевшими лацканом и большой пуговицей. Агасфер покачал головой и подумал, что если взрывом так разрезало пальто, то что же должно было произойти с телом?
Понимая всю бессмысленность своей надежды на то, что человек выжил, он все-таки крикнул:
– Эй, есть кто живой?!
Откуда-то из-под ног прозвучал стон. Агасфер удивился и влез на кучу земли. Взглянув вниз, он вздохнул, уселся на холмик и, не торопясь, достал из внутреннего кармана фуфайки кисет.
Прямо под ним, в яме, вырытой взрывом и напоминающей своей величиной неглубокую могилу, лежал носом вверх человек. Лицо его было залито кровью. Седой ежик коротко стриженых волос был основательно подпален. Один глаз, закрытый розовым нежным веком неестественно пульсировал. Второй, наполненный болью, смотрел на Агасфера с ненавистью. Нос картошкой шумно и с хлюпом дышал. Прожженные во многих местах брюки открывали участки ног, затянутых такой же свежей розовой кожицей, как и поврежденное веко. Пятно крови на груди, в месте, где когда-то был один из лацканов пальто, свидетельствовало о том, что телу нанесены повреждения, несовместимые с жизнью. Но человек явно не собирался умирать.