Казя теперь труп

эН Ая

Казя не ответила. Возможно, она уже ушла на автобусную остановку, следуя за зеленой ниточкой.

– Вот и сгинула наша Казя… – тихонько произнесла тетя Таня.

На нее зашикали:

– Погоди наговаривать! Подождем.

Глава 5

День открытых дверей

Убедившись в том, что из куба более не доносится ни звука, пущинские мертвецы разошлись. Маня предложил продолжить вечеринку и доесть торт, но остальные не проявили энтузиазма.

– Хочешь, так иди и доедай, – отмахнулся Склеп. – А я пойду по верху пройдусь.

– Я лично – спать, – зевнула тетя Таня. – Умираю, как спать хочу!

Шутница.

Игнат посмотрел на нее с плохо скрываемой завистью: мертвяки не нуждаются во сне (как в еде, умывании и прочих человеческих

глупостях), и у кого эти желания после смерти остаются – тот, считай, получил подарок от судьбы, от Потустороннего Мироздания. Тетя Таня ест за компанию, но без энтузиазма, а вот дом свой любит и содержит в идеальном порядке. И поспать не дура, говорит, ей даже сны снятся. Маньяк Маня может жрать сутками без остановки – помер, а аппетита не потерял. Лекса не поймешь, он вроде бы и спать горазд, и есть, и гулять. Но ему это все не надо: есть, так есть, а нет, так и ладно. Алексей страдает только от отсутствия Интернета. А сейчас, кажется, в новенькую, в Казю, влюбился. Труп трупом, а влюбился!.. Игнат не помнил уже, когда в последний раз влюблялся, когда видел сон, когда на самом деле хотел съесть кусок торта. Комп или смартфон ему вообще не нужен, поскольку умер он в доинтернетную эпоху. У Игната была мечта: построить машинку, на которой можно было бы путешествовать, не будучи ходильником. Надежную машинку. Но как к этому вопросу подступиться, Игнат не знал. Пока что он пытался наладить электричество на Потустороньке. Но и это у него не получалось, поскольку сдубленные механизмы под землей не работали так, как в реальном мире. Здесь даже металлы теряли свои свойства. В тут-мире были иная химия, иная физика, иные законы, постичь которые Игнат не мог.

Что же все-таки происходило с гаджетами на Потустороньке? Максимум цифрового счастья: сдублить смартфон и, стоя наверху, на самом кладбище, пользоваться теми файлами, которые уже есть в устройстве, пока не кончится заряд аккумулятора. Кончался он при этом стремительно, со ста процентов нырял в ноль за десяток минут. Фёдр каким-то образом умел подзаряжать некоторые устройства, но заряжались они чуть ли не неделями, а обнулялись так же мгновенно. И раз так – какой смысл? Проще пристроиться потихоньку к кому-нибудь из посетителей, если тот смотрит видосик или еще что делает. Увы, мало кому из живых приходило в голову смотреть фильмы, находясь на кладбище. Разве что могильщикам да уборщикам. Да когда им смотреть, они сюда работать приходят.

У Лекса мечты не было, если не считать желания иметь нормальный ноут с выходом в Инет. За спины посетителей, упершихся в смартфоны, Лекс тоже любил пристраиваться, на этой почве они с Игнатом даже пару раз ссорились, поскольку Фёдр это дело пресекал и периодически контролировал. А уж вдвоем или толпой вокруг живых кружить вообще категорически запрещал, грозился, что напишет в Канцелярию.

Подглядывать в экраны – хорошее развлечение, но Лексу нужен был свой смартфон! Свой планшет! Свой ноут! Хорошо-о-о, мертвым нельзя связываться с живыми, постить что-то в соцсетях. Ладно-о-о. Но почему нельзя смотреть?! Дискриминация по трупному признаку!

Дойдя вместе со всеми до первого мостика, Лекс попрощался с остальными и отправился к себе, раздумывая о том, чем бы заняться. Кинкейдовски-пасторальная, приторная и душная, по мнению Лекса, часть их деревеньки вскоре окончилась (всего-то пятьдесят три дома, некоторые из которых уже превратились в руины). Начался небольшой парк – дело рук двух подруг, которые обитали тут еще до смерти Лекса, обустроили дороги, занялись облагораживанием территории, а затем стали ходильниками. Когда жили – не дружили, волею судеб погибли в один день в автомобильной катастрофе, а потом и ходильниками стали одновременно. Одна возвращалась из путешествий уже четыре раза, вторая – два. Дома их стояли чистые, ни парк, ни дорожки не портились, значит, дамы были в полном порядке и собирались еще вернуться, «рано или поздно, так или иначе». Фраза эта была из когда-то любимых Лексом книг Макса Фрая. Потом он их разлюбил, поскольку внезапно начал ассоциировать себя с сэром Максом, угодившим в Тихий город, обволакивающий тебя уютом и заботой, убаюкивающий и в итоге сводящий с ума. Нет, тут был отнюдь не Тихий город! Никакого уюта, блинский оладик! Хотя тоже свихнуться можно от скуки и

безысходности.

Стать ходильником Лекс не мог: он, как никто другой, боялся сгинуть. Вон эта новенькая, Кассимира, как лихо послушалась бабу Стасю – хлоп! – и умотала по какой-то там едва видимой ниточке.

– Не вернется она… – пробормотал Лекс. – Не вернется. Сгинет.

При жизни Лекс был скорее бабником, нежели однолюбом. Ему больше нравились пышные, мягкие веселушки, в которых легко утонуть, как в перинках-подушках. Но при этом около двух лет он прожил именно с худышкой, такой как Казя. Потом они все-таки разбежались. А потом он умер.

Надо было выкинуть Казю из головы, но она не выкидывалась.

Передумав идти домой, Лекс решил покружить, дойти, например, до Алины-Малины.

– Как так вообще можно? – Лекс принялся рассуждать вслух, тут так все делали, кто реже, кто чаще. – Хлоп – и умотать? Легко! Запросто! Как в омут…

За парком почти сразу начиналось… Кладбище. Подземное кладбище под кладбищем реальным – это нечто! Они называли его по старинке: погост. Хотя… Какой же это погост? Оград, холмиков, крестов и памятников нет и в помине. Ни намека на церквушку или часовню. Неровными рядами стоят чистенькие новенькие гробы, по большей части закрытые. Не зная, что это, можно подумать, что они продаются. В гробах никаких тел нет, хотя скелеты встречаются. Иные завалены цветами и больше похожи на клумбы. Некоторые стоят на возвышении, а над некоторыми даже шатры, как альковы над кроватями. Все гробы принадлежали усопшим, попавшим хоть ненадолго в деревеньку. Почти все из них сгинули, попытавшись стать ходильниками, причем многие, как Казя, не пробыли тут и трех дней и домами обзавестись не успели. Гробы периодически становились зыбкими и рассыпались, оставляя вместо себя кучку пепла. Но бывало и так, что и человека уже нет, и трупа нет, а гроб целехонек. Лекс спрашивал у Фёдра, отчего это. Но Фёдр и сам не знал.

Алина нежила за кладбищем. С виду ее дом был – обычный современный одноэтажный дом: три пластиковых окна с одной стороны и дверь с другой. Невысокая крыша. Чистенько и бедненько. Всё в бело-кремовых тонах. Перед окнами растет куст малины, за это Алинка-Малинка и получила свое прозвище.

Алина ушла в возрасте двадцати пяти лет от передоза. Причем она вовсе не была наркоманкой. Отучилась в институте, удачно устроилась на работу «специалистом по проектам» (по каким – неведомо, да и неважно), сняла квартиру, получила права. Страсть у нее была одна, точнее, одна с половиной: Алина обожала компьютерные игры, больная была на всю катушку в этом смысле, и еще уважала хороший маникюр. Наркотиками она начала баловаться за несколько месяцев до смерти. Попробовала одно – не зашло. Второе – не зашло. С третьим, как выяснилось, можно гамать сутками и не уставать. Алина оканчивала работу, погружалась в любимую игрушку, а когда силы начинали ее покидать, ширялась. И доширялась. Дура. Дура!!! Не повторяйте эту глупость, не будьте идиотами! Если бы Алина могла вернуться в прошлое… Но она не могла. И никто не может.

Для всех близких случившееся было как гром среди ясного неба. Да, жила она одна, но ведь взрослая уже, самостоятельная, без вредных привычек. К родителям-научникам в гости приезжала на Новый год, живая-здоровая, ни намека на… В квартире ее оказалось чисто, не похоже на притон. В холодильнике – здоровая еда: сыр, перцы, сметана, молоко… Когда включили уснувший Алинкин комп, на экране высветился лабиринт с переминающейся с ноги на ногу героиней. Алина искала в лабиринте недостающий артефакт.

Алину кремировали, как она хотела. Не то чтобы она предчувствовала, просто когда-то при случае высказала свое желание: кремировать, пепел высыпать и на этом месте посадить что-нибудь полезное, хоть малиновый куст. Вторая часть ее желания исполнена не была. Урну с прахом тупо закопали в землю, к бабушке и умершей во младенчестве двоюродной сестренке. И малину сажать не стали, чтобы не разрослась и не разворотила мрамор.

В итоге малиновый куст вырос на Потустороньке, и какой же роскошный! Не колючий и весь в крупных сладких ягодах, причем ягоды не созревали сезонно, а наличествовали постоянно, даже в морозные дни. Пока с одной ветки ешь, на другой новые появляются. Все были в восторге от такого новшества и первое время объедались. Потом поднадоело.