Кеес Адмирал Тюльпанов
Шрифт:
– Ты что, – говорю – разболтался, тощая цапля? Я не про то спрашиваю, куда деться. Дела у меня поважнее твоих странствий, – и я похлопал по каблуку с письмом. – Я спрашиваю, что теперь делать с Караколем и Эле. Не говорю уж про Помпилиуса и Пьера.
Лис словно бы удивился:
– А что с ними будет? Выспятся и поедут себе. Подумаешь, какое дело!
А сам голову в сторону воротит.
Я говорю:
– А ты почему оттуда летел, до самого Дельфта не оглянулся?
Лис говорит:
– Моё дело. Сказано тебе – интриги. А ты почему,
– Дело не в Эле, – говорю. – А почему убежал – тайна. – И показал Лису кулак. – Вот тебе!
– Ну и шарман, – говорит Лис, – то есть чудесно. Тайна на тайну. – А сам продолжает глотать дым.
Мне всё-таки не терпелось сказать Лису. Не для хвастовства, а так, чтобы знал, какие бывают дела в наше время. Помолчали немного, потом и говорю:
– Давай, Лис, по-товарищески. Ты мне свою тайну, я – свою.
Лис подумал и согласился.
– Только ты первый, – говорит. – А то, может, твоя тайна моей не стоит.
Не стал я торговаться. Рассказал Лису всё, как есть, с самого начала. Все приключения свои, про Слимброка и Железного Зуба. Потом достал из каблука свинцовую трубочку и показал.
Чувствую, Лиса проняло. Даже дымить перестал. Бросил на землю огарок и вцепился руками в рыжие патлы. Задумался, закручинился.
– Что, – говорю, – может, не веришь?
– Не поверил бы, – отвечает, – вот те крест и святая троица. Только половину этой истории я сам знаю. Но с другого конца.
Я уж думал, Лис пустится врать, и приготовился дать ему по шее. Только он говорит:
– Верь не верь, адмирал, а твой Слимброк – он же брат Герциано и есть мой незабвенный папаша, дай ты, господи окочуриться ему пораньше…
Не стану уж рассказывать, до чего я удивился. Даже язык у меня повернулся не сразу.
– Помнишь, – говорит Лис, – как он гаркнул: «Мартин, ты здесь…» Я ведь и есть Мартин. Он меня носом и селезенкой – чем хочешь чует и очень желает вернуть под свое крыло а может, вообще прикончить.
– За что?
– Много про него знаю.
– Он что, перед кем-нибудь виноват?
Лис закатил глаза:
– «Виноват»! Пресвятая дева! Да плевать им на вину, боженька что хочешь отпустит!..
– Ой, Лис, потише!
– Ну, адмирал, попали мы с тобой в историю, – говорит Лис.
– Да ты про что, Лис?
– Не представляешь ты, брат, с кем связался. И снова хватается за рыжие патлы.
– С кем бы ни связался, – говорю, – а Эле и Караколя надо выручать.
– Ещё чего! – закричал Лис. – «Выручать»! Да нас там просто прикончат! Подумай о Голландии, адмирал. Кто будет водить корабли?
Я спросил у Лиса, почему он так боится отца.
– Ох, адмирал, не спрашивай, хоть и обещал рассказать. Просто язык немеет. Видишь ли, они меня затащили в свою банду, два года учили, а я сбежал. Всё про них знаю.
– А чему учили?
– Фи! Ты и представить не можешь. Каторга! Например, дисциплина. – Лис вскочил и отбарабанил: – Обязуюсь подчиняться безмолвно и любому приказу! Послушен, как труп, который вертят как угодно! Как палка, покорная любому движению! Как восковой шар, повторяющий любую форму! Как маленькое распятие в руке повелевающего!
И пошёл, и пошёл тараторить… Никогда такого не слышал, а вам не пересказываю, потому что всё узнаете дальше. Потерпите немного.
Под конец Лис сложил на груди ладони, опустил глаза в землю и смирненько так сказал:
– Мы странствующие рыцари Христа. И всех мы вас закопаем в землю или перевешаем вверх ногами… Господи, на то твоя воля. Аминь.
У меня даже холодок по спине пробежал. Примерно такое же говорил Слимброк Железному Зубу.
– Самое неприятное, – говорит Лис, – что ты попал в передрягу, которая у них называется «Испанская ночь». Попомни мои слова, но рано или поздно такой ночкой снесут голову твоему Молчаливому. Они уже тысячи укокошили. А разных там королей, императоров – целую дюжину! Принц для них – раз плюнуть.
Я вскочил и сказал:
– Спасём принца!
Лис только было открыл рот, чтобы ответить, как заскрипел и стал опускаться подъемный мост. Слышно было, как за стеной тяжело топали лошади, пищал ворот. Всполошились куры, индюки, хозяйки стали поднимать корзины с зеленью, строили в ряд тележки.
Мост опустился, отворились ворота, вышел бородатый человек с алебардой и закричал:
– Прра-пускаю! Возы на базар прра-пускаю! Пошлина серебром, а с женщины – медью!
На конце алебарды болтается деревянный башмак. Туда и положено сыпать пошлину. Но это, конечно, тому, у кого есть, а нам с Лисом до алебардщика нет дела.
Мы прошмыгнули в город за первой повозкой и шли с ней до базара. А мне нужен принц Вильгельм Оранский по прозвищу Молчаливый. В каблуке для него свинцовая трубочка.
По деревянному настилу вдоль канала шла женщина – видно, из хорошей семьи. В белом чепце и коричневом платье. Решил спросить у неё. Женщины всегда добрее. Сделаешь такое лицо, ещё по голове погладят, а может, дадут лепёшку.
Вот я и забежал вперед, вежливо так приподнимаю шляпу и говорю:
– Фреле, не скажете…
Только не досказал, потому что поперхнулся. Передо мной стояла Эглантина, как будто по небу из Лейдена прилетела. Та самая Эглантина Бейс, которой мы сочинили мадригал с Караколем, но ничего из того не вышло.
ДОМ НА ВЕРВЕРС ДЕЙК
Конечно, я удивился. Как она выбралась? Мы разыграли целую комедию и то чуть не попались, а она уже тут, идёт себе по улице.
Но Эглантина объяснила, что в самый туман, когда своих ног не увидишь, она прошла посты вместе с прыгуном по имени Рыжая Пташка. Спешила к дяде, который вроде бы заболел, но сейчас его нет. Вместе с Молчаливым он в Роттердаме Я, в общем-то, обрадовался встрече и всё рассказал, даже про письмо. Меня ведь предупредили, что, если не будет принца записку можно отдать и Бейсу, дяде Эглантины.