Кексики vs Любовь
Шрифт:
Черт…
Черт, черт, черт…
У красотки, сидящей за столиком с бокалом вина в тонких пальцах — рыжая густая копна волос. Ангельские точеные черты лица. Осиная талия и шикарная грудь, той самой размерности “можно накрыть ладошкой”, которой у меня и в девятом классе не было.
И понятное дело, что по всем параметрам напоминающий Кена Бурцев выбрал именно её. Естественно. Идеальная Барби, даром что рыжая. На неё любой мужик будет смотреть и содрогаться от приступов взбесившегося тестостерона.
Наверное, это и есть издевка Бурцева, которую я сразу не поняла.
Потому что в здравом уме и трезвой памяти я не вижу никаких других причин притаскивать меня в этот ресторан и пытаться выдать за соперницу его бывшей жене. Ну, какая из меня соперница для этой фотомодели? Кого она увидит? Толстуху в черном трикотаже и со сломанным каблуком на туфлях? Действительно, такая страшная соперница, как же с такой справиться.
Будто отвечая моим мыслям, красотка приподнимает свой бокал вина, салютует им мне, изгибает издевательски губы, а после — так и не сделав ни глотка, ставит бокал на стол и выбирается из-за стола, демонстрируя миру свои бесконечные, идеальные ровные ноги. А потом — уходит в ту же сторону, в которую пять минут назад ушел и до сих пор не вернулся Бурцев.
Не пойду за ними…
Не пойду! Мне неинтересно!
Впрочем, кого я обманываю?
Я выдерживаю секунд пятнадцать, а потом поднимаюсь из-за столика сама, сбрасываю туфли и наплевав на все, босиком, почти вприпрыжку несусь следом.
Мое любопытство меня погубит!
Глава 11. В которой дверь остается закрытой
— Тимууууурчик…
Наверное, нет таких внятных описаний, способных хоть как-то характеризовать, насколько сильно меня продергивает бешенством, когда я слышу это конкретное сокращение моего имени. Хотя, возможно, дело в интонациях? В этих блядских Леркиных интонациях, которые некогда меня заводили, а сейчас — не вызывают даже мизерной душевной дрожи.
А мне когда-то казалось — никогда ей не перегорю. А оказывается — и горел-то я сам, сам себе дровишки подкидывал, сам бензинчик ревности подливал, когда совсем все хреново становилось.
Так бывает, когда выбираешь жену головкой члена, а не мозгом.
— И сколько же недель ты тут караулила, чтобы меня дождаться? — вырывается изо рта. Не хотел с ней разговаривать. Просто слишком ржачная ситуация, чтобы удержаться.
Мой любимый ресторан.
Который она терпеть не могла и вечно критиковала, что бы ей здесь ни подали.
Не было ни блюда в меню, ни даже вина в винной карте, которые могли бы удовлетворить высокий Леркин вкус.
И вот надо же, первый раз после развода я сюда заезжаю — и здравствуйте, какая встреча. Всего лишь пару месяцев как не виделись, и я бы, честно говоря, обошелся без этого свидания еще столько же.
А Лерка — в лучших традициях самой себя, даже не обращает внимания на заданный ей вопрос.
— Что ж ты дверь не закрываешь, — мурлычет за моей спиной, пока я, не поворачиваясь к ней, продолжаю мыть руки, — ждал, что я приду?
Не ждал. Знал, что притащится. И хотел, чтобы эта её сцена хотя бы не рядом с залом происходила.
— Я от тебя уже полгода как ничего не жду, Рохлина, — произношу, даже не пытаясь подавить отвращение. Ей стоит слышать мой тон, гораздо более убедительный, чем слова, которые Лерка никогда особо и не слышала, если тема разговора ей была не интересна.
— Да ну? — Лерка подходит ближе и жмется к моему плечу, обдает облаком приторных духов, ведет коготком по коже. — Совсем-совсем ничего не ждешь? Ты?
Не очень кстати, туалеты в этом ресторане сделаны не кабинками, а отдельными “личными” комнатами, и раковина тут царствует на широкой длинной столешнице. Предназначенной на самом деле — для запаса всяких мелких туалетных средств вроде влажных салфеток, липкого ролика и резервной бабьей прокладки на случай внезапной красной тревоги у местных посетительниц. Но Лерка в таких объектах всегда видела только один смысл и всегда делала то же, что делает и сейчас — опирается ладонями на столешницу и втекает, иначе и не скажешь, устраивая задницу рядом с раковиной. Улыбается мне так призывно, что даже ноги ей раздвигать не обязательно. Девочка готова, девочка жаждет…
И даже год назад я бы не удержался, подался бы вперед, сам вклинился бы между острых коленей, дабы осквернить в который раз стены любимого заведения, но…
Сейчас гормоны даже и не думают реагировать. Только раздражение подступает, как от зудящей над ухом надоедливой мухи.
— А ты не меняешься, — задумчиво роняю я, стряхивая капли с ладоней, забив на оскверненную Рохлинской задницей сушилку для рук, — впрочем, я этого и не ждал.
— Такой холодный, — Лерка ловчей змеей тянется ко мне, виснет на плече, — Тимурчик, ну завязывай, пообижался и хватит.
— Пообижался? — повторяю я ошалело, в который раз поражаясь степени незамутненности рассудка этой мадемуазели. — По-твоему, развелся — это обиделся?
— А разве нет? — рыжая кокетливым бантиком складывает губки. — Ты же проучить меня хотел, да? По-жесткому, чтоб прониклась.
Я не отношу себя к впечатлительным, не считаю себя трепетной натурой, но даже у меня в эту минуту пронеслось перед глазами лет шесть моей жизни.
И надо было понять все сразу, с того дивного момента, когда эта мамзель заявила “Я не буду меняться ради тебя”, но я-то думал, что это все шуточки… Что и ей захочется наконец не только сверкать улыбкой в рекламных роликах, но и заняться семейным очагом, завести детей…
А потом прошел год… Два… Шесть… И она все еще не хотела, не была готова, и не нагулялась…
Впрочем, чего скрывать — из-за её истерик к четвертому году и я сам уже от неё не особенно чего-то хотел. Но все еще пытался. По инерции. Ровно до того момента, как однажды приехал на какую-то вечеринку, на которую приехать был не должен. Кто-то домой из командировки раньше возвращается, я — на чужой праздник.
На котором моя чудесная женушка особо не скучала, откровенно вешаясь на какого-то смазливого молодого хмыря. Так у них все было хорошо, так вдумчиво они друг дружку облапывали, что меня даже не заметили. А я ведь смотрел на них аж целых пару минут, до того, как понял, что даже в морду этому ушлепку дать не хочу. А вот развод — хочу, так люто, будто бы этот брак был для меня удавкой.