Кексики vs Любовь
Шрифт:
А потом — сорвусь в жаркий трип, и в режиме отбойного молотка достучусь до самого её дна, заставлю снова выгнуться. Снова взвизгнуть на пределе сил. Снова одарить меня жаркой влажной наградой её оргазма. И только потом — закончу и сам. Оставлю на белом круглом животике свою емкую роспись.
Отхожу потихоньку, нашариваю взглядом тарелку с блинами. Ух ты, выжила болезная, а я-то думал, что все, кранты ей. Думал, под руку попалась, когда я в режиме бульдозера все со стола сметал. Что ж…
Тогда никто мне не помешает на голом порыве потянуться к тарелке, смять блин в пальцах,
Господи, кайф-то какой!
Тело содрогается от оглушительных ощущений свежайшего оргазма, вкусовые рецепторы взрываются от удовольствия от вкуснющего блина, от пальцев пахнет кайфом моего Кексика.
Еще немножко, и я подумаю, что я попал в Вальгаллу!
— Переезжай ко мне, — произношу, как только справляюсь с блином во рту. Произношу, а потом повторяю чуть громче, чтобы Юльчик точно разобрала этот мой бессвязный треп. Язык, честно говоря, после такого взрывного акта еле ворочается вообще.
— Переезжай ко мне, Юль, слышишь?
Она не отвечает. Замирает. И когда я выпрямляюсь, чтобы взглянуть на неё в упор — таращится на меня ошалелыми глазами.
— Что? — фыркаю и толкаюсь в её лоб своим. Так хочется перебодать Кексика хотя бы сейчас, пока она такая вся размягченная, умасленная. И голая, у меня на кухне, попой на кухонной столешне воцарилась.
— Мне кажется, ты бредишь, — Юльчик чуть отстраняется, трогает мой лоб кончиками пальцев, в сомнении кривит губы, — хоть жара и нет. Но может это у тебя мозги после оргазма к члену отливают?
— Почему это ты так думаешь? — мне смешно, и брови сами складываются в ироничную загогулину.
Смотрит на меня. Молчит. Губы свои кусает. Такие яркие, нацелованные мной губы, но тут, как говорится, много ж не бывает. Тянусь к ней, чтобы еще раз приложиться к этому сладко-ядовитому рту. Вкушаю. Кусаю… Совсем чуть-чуть прикусываю сладкую мякоть губы зубами. Чтобы возмущенные когти Кексика тут же впились в мое голое плечо.
Кажется, в ближайшие пару недель в баню мне ходить только расписанным под матрешку.
— Я не брежу, Кексик, — произношу твердо, возвращаясь с небес на землю, — просто на данный момент у нас с тобой есть два выбора — я тусуюсь у тебя…
— Ой, не надо, — Юльчик охает, морщится как от зубной боли, — у меня там тетя как раз приезжает. В гости. На пару недель. Не представляю как мы с тобой и с ней в одной моей квартире в принципе уместимся.
— Ну так вот! — губы сами растягиваются в удовлетворенной улыбке. — Давай не будем устраивать твоей уважаемой тете…
— Ну… Так себе уважаемой, если честно… — шепотом бурчит Юлька, и по выражению скептического личика я понимаю, что отношения с тетушкой у неё всего немногим лучше, чем со мной. И то, видимо, из-за кровного родства.
— Мной уважаемой твоей тете, — продолжаю я гнуть свою линию, — давай не будем устраивать эротические перфомансы в нашем с тобой авторском стиле. Я немножко консерватор. И очень люблю слушать твои вопли. Не хочу с ними расставаться.
— Знаешь, про меня часто говорят, что я думаю жопой, — Кексик смотрит на меня мрачным
— Ну эй, — я покачиваю головой, не давая ей в этот раз перетянуть на себя одеяло, — Юляш, это ты у меня молодая и роскошная женщина. А я у тебя старый потасканный кобель. У меня осталось мало времени. И если уж я осознал, что без ума от тебя — плевать на этот твой месяц отношений. Успеем отметить. И скажи мне спасибо, если я тебе предложения в тот “юбилей” не сделаю. А я могу.
Она набирает воздуха в грудь, снова планируя очередную свою тираду, но я лишаю её этой возможности. Снова затыкаю её рот поцелуем. Боже, так вот почему все так обожают этот троп в любовных романах. Воистину — кайфовое ощущение. Девочка в твоих руках бунтует, воинственно рычит, но все это — через силу. Потому что на самом-то деле — ей так же охуенно со мной, как и мне с ней. И мягкие пальцы на моей груди тому доказательство.
— Ну же, — отрываюсь и шепчу ей в губы, — соглашайся. У тебя ведь даже внятных возражений нету.
— Как это нету? — Юльчик, разумеется, тут же вскидывается в лучших традициях самой себя. — Очень даже есть. Я тебя сожру.
— Это ты у нас Кексик, — фыркаю, — я сам тебя сожру. В этом и есть мой коварный план, между прочим.
— Отравишься, — ехидничает моя мегера, окидывая меня блестящими глазами, — я ж тебе весь мозг сожру чайной ложкой.
— Ой, пожалуйста, — развожу руками, — так и договоримся. Ты кушаешь мои мозги, а я — твои пироги. Разврату предаемся же только взаимно. А теперь поехали за твоими вещами, женщина. Сама не пойдешь — я тебя отнесу. Ты знаешь. Я могу!
Она смотрит на меня пристально, покусывая губы, сомневаясь и явно меня взвешивая на своих внутренних весах.
— Боишься? — я вздергиваю бровь, пуская в ход самый последний из всех моих запасных планов.
— Я? Тебя? — Кексик фыркает и встряхивает волосами. Так шикарно это смотрится, с учетом того, что она по-прежнему сидит у меня на кухне голая, ну да ладно.
— Меня, разумеется, — скалюсь максимально вызывающе, — боишься, что я тебя затрахаю. В панике от одной только мысли, что умрешь от инфаркта во время стотысячного оргазма.
Я знал, что она засмеется. Ждал этого. И пьянящий Юлькин хохот служит всем моим выкрутасам лучшей наградой.
И кто молодец?
Я молодец.
Это ж моя женщина так заливисто и заразительно смеется. И долго смеется. Аж до слез.
— Напугал ежа голой жопой, — выдыхает Кексик, с трудом успокоившись.
— Все говорят “напугал ежа голой жопой”, — коварно улыбаюсь я на манер мультяшного слона, — но если не боишься — поехали за вещами. Только тогда поверю.
— Поехали, — Кексик наконец сдается, расплываясь в ехидной улыбке. спрыгивает со столешницы и уходит с кухни, вызывающе повиливая своей офигенной попкой.