Кельтская волчица
Шрифт:
— А того, — вдруг встрепенулся Данилка, — а Буренку мы — то что искать тоже не пойдем? Может она вовсе болезная, так ей к дохтуру надо. Что ж она так и будет слоняться по лесам?
— По лесам она слоняться не будет, — проговорил, нарушив долгое свое молчание Командор. — Я так полагаю, вы и сами сообразите, что рассказывать всему народу окрестному, чего видели да слышали на Облепихином дворе не нужно. Никакая она не мадам де Бодрикур. Она — воплощение нечистой силы. А фамилию де Бодрикур она приобрела себе, удушив ядом красавицу-герцогиню в Пуату, которая как раз носила такую фамилию и вдовствовала бездетной. Так что в усадьбу в ближайшее время французская гувернантка не вернется. Что ж касается ее здоровья, — он мрачно усмехнулся, — ее здоровью позавидует дюжина мужчин, сил у нее предостаточно и в лесу она не заблудится.
— Во-на как! — присвистнул Данилка и подтолкнул
— Где ты похоронила Арсения? — спросил Сан-Мазарин, взглянув Софье прямо в глаза, — ты помнишь это место?
— Конечно, помню. Да если я и забуду, они-то помнят, — она кивнула на обоих охотников, — с закрытыми глазами найдут, не то что в темноте. Верно, Данилка? — спросила у молодого.
— Верно, так и есть, — подтвердил тот, раскачивая ногами в стоптанных сапогах.
— Надо посмотреть на него, — продолжал Командор, — вполне может оказаться возможным, что покусы волчицы удастся скрыть и придать погибшему юноше прежний его облик. Тогда можно смело отвезти его в усадьбу и пусть отпоют и похоронят со всеми обрядами.
— Ты, верно, знаешь такие способы? — с робкой надеждой осведомилась Софья.
— Неужто ты все еще во мне сомневаешься? — в ровном невозмутимом голосе Командора послышался упрек, он перешел на французский, чтобы оба охотника не поняли, что он собирается сказать дальше: — Ты все время сомневаешься во мне, София. Я уж не говорю о том, что ты удосужилась не один раз поверить в россказни Демона, ты и сама не отстаешь от него в вымыслах — чего только стоят твои подозрения, будто я намеренно изобразил сестрицу Мазарин, чтобы любоваться ею ночами в покоях…
— Я признаюсь, что испугалась зря, — проговорила София, отвечая Командору на его языке, — но мне казалось, что она во многом подготовлена лучше, чтобы понравиться тебе. Во многих ее магических и ученых знаниях, например…
— Мазарин не известно ничего такого, чтобы не было бы известно мне, — на бледных губах Командора промелькнула быстрая, едва заметная улыбка: — к тому же все ее знания отдают изрядной примесью безумия. Ведь она видит мир только с одной стороны — со стороны дома на Черных холмах, со стороны Люциферова царства. Единственное, в чем мне очень тяжко тягаться с ней, так это ее неутомимое и тонкое коварство, обитель всех дьявольских, испорченных натур. Именно потому до сих пор со всей моей недоверчивостью и осторожностью, мне не всегда удается раскрывать ее ловушки. И до сих пор так и не удалось найти и уничтожить Халила. Но тебе следует знать, София, ты не должна сомневаться в моей любви к тебе. Это же, верно, только глупость, моя дорогая! Настоящая женщина, таинственная и безыскусная одновременно — с ней не сравнится никакое исчадие ада, потому что жизнь, Софья, всегда побеждает смерть. Потому я прошу тебя, забудь свою ревность к Мазарин. Ведь тем самым ты создаешь ей пристанище в своем сердце и препятствуешь мне найти верный путь к Халилу. Мне тоже необходимо знать, что ты не сомневаешься во мне, — он с теплотой сжал ее руку. Потом взор его блестящих черных глаз, отливающих при блеклом свете перламутром, снова обратился к лесу за окном.
— Я не слышу ни единого движения зверя, ни единого шороха птицы, — проговорил он.
— Это что-то значит? — спросила она тревожно, ощущая что сердце, пока вроде и без причины забилось сильнее.
— Да, кое что значит, — подтвердил Командор, — во всяком случае то, что Демон все еще бродит вокруг дома, он не ушел на остров. Демонам удается часто принимать облик того или иного зверя, но у них в отличие от светлых ангелов никогда не получается заключить союз с истинными природными тварями. Они могут двигаться целой ордой, их не выдаст ни одна треснувшая веточка, даже листья не зашуршат. Но единственное, что говорит об их присутствии — птицы перестаю петь, а звери прячутся или проявляют отчаянное беспокойство. Внезапная тишина в лесу всегда говорит о присутствии злых сил.
— Но почему же она не идет на болотный остров? — озадаченно спросила Софья. Командор не успел ответить. Наскучив слушать чужую, непонятную речь, Данилка отдернул вышитую меленькими поблекшими цветками запону па поставце, взял оттуда деревянные плошки. Притянул с кладовки неоткрытый еще жбан хмельного пива — взамен прежнего, разлитого Жюльеттой по полу, — а ири нем большой кусок просоленной яловичины да два каравая ржаного хлеба. Все это он водрузил на стол и принялся строгать охотничьим ножом, напевая под нос скоморошьи приговорки.
— Коль сегодня не пойдем Арсения Федоровича выкапывать, —
— Ты пьешь пиво мужицкое, Мазарин? — с улыбкой спросила у Командора София, — не побрезгуешь?
— Тамплиеры, моя дорогая княжна, — отвечал он, откидывая черный бархатный плащ с оторочкой из седой лисы, — никогда брезгливы не были. Хлебом сушеным и водой затхлой подолгу в походах довольствовались. Потому за угощение — благодарен, не откажусь.
— Так присаживайся с нами, мусью ревизор, — пригласил Данилка, с широкой улыбкой разливая пиво по плошкам, — как тебе у нас на Белозерье? Дивно, небось? Все не по-вашенски, не по-столичному. Я вот в Белозерске всего раза два бывал. Тама Аникеев кабак стоит, видал, поди, — продолжал он все также задорно, — вроде здешнего Облепихина двора. Отстроен не хуже. Теперича так и не строят вовсе. В старину-то, господин ревизор, лесу не жалели, фундамент при всякой избенке каменный клали. Пол земляной, потолок курной и крыша с дымником. Печь как здесь — разгородит всю горницу пополам, от нее палата на ту и на другую сторону. В зиму лютую любо погреться на них. Двери ж как в сарай, хоть на тройке поезжай — колесом косяк не заденешь… — не слушая веселую, разбитную Данилкину болтовню, Софья со все нарастающей тревогой следила взором за Командором. Тот внешне сохранял привычное для себя спокойствие, пиво пил, на разговоры молодого охотника далее головой кивал. Но уж зная Мазарина почти что сотню лет, она была уверена, что внутренне он остается в крайнем напряжении. И было от чего. Сообщение о том, что Демон все же не ушел за болото мгновенно лишило Софью наступившего было расслабления сил. Неужели у Жюльетты еще хватит сил для дальнейшей схватки? Назойливый, всепроникающий запах болотной воды ветер приносил постоянно, но сколько не вслушивалась Софья, она по-прежнему не могла уловить ни единого спасительного шороха в лесу — весь лес как будто замер. Поговорив о питухах, которые извечно устаивали в Белозерских кабаках смуты и их голых выгоняли на улицу, когда уж вовсе не оставалось ничего, что в карты да на выпивку можно было бы заложить, Данилка снова завел речь о молодом князе Арсении Федоровиче:
— Вот ведь как бывает, — рассуждал он, поглядывая на мрачно пьющего Ермилу, — вовсе ведь и не родной сынок князю Федору Ивановичу Арсюша приходился. А как к нему князь наш сердцем прикипел. Души не чаял. А ведь где-то, надо ж такому случиться, у него небось и родные родители сыскались бы, если только не померли все давно.
— У Арсения Федоровича родной матерью весьма знатная дама была, — проговорил Командор негромко, но Софья вздрогнула, услышав его: — проживала она во Франции, в провинции Дофине, и носила имя графини де Рокен-Круа. Однако она была вынуждена уехать из родных мест, потому что ее обвинили в колдовстве: очень уж она увлекалась изготовлением зелий, порошков и снадобий. Как выяснили священники, использовала она мозги человеческие и кусочки ткани, в которой хоронили некрещеных младенцев, а также волосы и ногти мертвецов. Все это она варила в черепе обезглавленного разбойника. Тот же череп служил горшком и для вытапливания сала, из которого эта дама выделывала адские свечи, а после использовала их при поиске кладов. Считается, что свеча из человеческого сала выпадает обычно из рук, когда удается в самом деле обнаружить клад. Либо начинает трещать и гаснуть.
— Тьфу, ты, вот дела! — Данила только пристукнул пальцами по скамье, — как вот покушаешь всласть от таких рассказов да еще ночью?! И чего же ведовицу эту со свечками ейными к нам на Белозерье принесло? На какого беса?
— Да все на того же, какого мы нынче видели, — продолжал Командор. — Даме той грозил церковный суд и суровое наказание, так что бежала она из замка своего в одну ночь, прихватив с собой самые дорогие ее сердцу вещички. Попутешествовав по Европе, она обосновалась на Сицилии, где совратила местного священника, основательно знавшего латинскую и греческую словесность. Он слыл горячим поклонником некромантии. И его возлюбленная загорелась желанием узнать и увидеть что-либо из его искусства. Он утверждала, что у нее предостаточно храбрости, и она тверда и бесстрашна, так что ничего не боится. Вот однажды вечером сицилиец-капеллан сделал все необходимые приготовления, оделся по всем правилам и начал выписывать в старом церковном саду на земле крути с величайшими церемониями. Он принес много драгоценных благовоний, огня, а также смрадных снадобий.