Кендермор
Шрифт:
— Да не боюсь я, — бросил Тассельхофф, гордо выпятив грудь.
— Это хорошо, ибо я напуган настолько, что на обоих хватит, — серьезно заметил Вудроу. — Вот бы еще знать, где сейчас Боздил и Лигг!
— Наверное, устали бежать за нами и отказались от поисков, — предположил Тас.
— Замечательная мысль, — дернул кендера за руку Вудроу.
Вудроу и Тас ткнулись в оставшиеся пять дверей и обнаружили за ними крокодиловую яму, гигантскую обезьяну с клыками наподобие отточенных кинжалов, что-то непонятное, выглядевшее точно ходячая куча мусора, пятифутового скорпиона — Тас хотел было задержаться, чтобы получше разглядеть диковинное существо, но Вудроу не позволил — и комнату, так заплетенную паутиной, что Вудроу не захотелось даже знать, кто может жить в ней. И никаких признаков Боздила и Лигга.
Наконец они ворвались в обширную, одноэтажную комнату, пустую, если не считать стройных рядов гигантских колонн, поддерживавших потолок. Это помещение, видимо, не задумывалось как демонстрационный зал.
— Это тупик, — предупредил Тас. Но дверь уже с треском захлопывалась практически перед самым их носом. Кендер и юноша успели только перекатиться на пятки, обоих захлестнул невиданный доселе ужас.
— Мы извиняемся, что вынуждены поступить с вами… некорректно, — плаксивый голосок Боздила просачивался из-за крохотного зарешеченного окошка в деревянной двери. — Было бы куда лучше, если бы вы вели себя чуть поцивилизованней. Вы могли бы остаться на свободе и разузнать много интересного об этом месте, а еще поужинать вместе с нами вечером. И, как полагается, для ночлега вам предоставили бы лучшую комнату. И я был бы счастлив — сами понимаете, не часто нам доводится принимать гостей, с которыми можно поболтать.
— Но вы все погубили своим эгоизмом, — тоном обвинителя, гнусавя, закончил Лигг. — На нас нет вины.
Тасу казалось, что он видит через решетку, будто Лигг небрежно пожимает плечами.
— А теперь мы должны подготовиться, — с этими словами братья исчезли.
— Должен тебе сказать, Вудроу, что их уверенность заставляет меня думать о женитьбе как о событии весьма заманчивом, — вздохнул Тас, сползая вниз по стене.
Вудроу убрал с глаз мягкие, пропитавшиеся потом волосы и повалился на пол по соседству с Тассельхоффом.
— Можете повторить свои слова еще раз, мистер Непоседа.
И быстро погрузился в сон.
На этот раз кендер, кажется, справедливо принял услышанное за шутку. Уставший сверх меры, он погасил искру сознания в своей голове, как затушил бы влажными пальцами огарок свечи.
Внезапно Тасу что-то почудилось.
Что еще за шум?
За колоннами кто-то скулил. Тассельхофф аккуратно обогнул спящую фигуру Вудроу и двинулся на цыпочках между колоннами, пристально вглядываясь в окружающую их тьму. В самом конце темной комнаты он обогнул очередную колонну и замер от неожиданности.
Несчастное создание, что лежало, забившись в темный угол, было большим (точнее говоря, громадным!), волосатым и очень напоминало слона. Оно лежало на боку и отстукивало хоботом грустный ритм, а по толстой серой коже ползли слезинки и собирались в лужицу у устрашающих бивней. Внезапно создание подняло голову и уставилось на Тассельхоффа, прислонившегося к колонне.
— Прошу прощения. Я не знал, что здесь есть кто-нибудь еще, — сказало оно высоким, музыкальным голосом.
— Да ты можешь говорить! — удивился Тас, выступая из тени.
— Конечно. Разве не все мохнатые мамонты разговаривают?
Подавшись назад, Тассельхофф потрясенно заморгал.
— Я… не совсем в этом уверен. Никогда прежде не встречал. А еще считал неоспоримым фактом, что они не разговаривают.
Из горла мамонта вырвался вздох, напоминающий звук трубы.
— И я никогда не встречал себе подобных.
Голова существа упала на каменный пол, а на большом сером глазу, окаймленном розовым ореолом, замаячила слеза. Жалостливый кендер опустился рядом с животным на колено и успокаивающе похлопал его по массивному плечу:
— Что случилось? — спросил он. — Не плачь, а то затопишь эту комнату слезами, и все мы утонем! — хихикнул он.
На землю шлепнулась еще одна крупная слезинка.
— Утонем, ну и что с того? В любом случае гномы-механики не оставят нас в живых, — простонал мамонт.
Потихоньку Тас начинал понимать. Он еще раз похлопал создание по спине.
— Не переживай, должен же быть какой-нибудь способ выбраться отсюда, — с надеждой сказал он. — Мы с Вудроу не оставим тебя здесь.
Глаза мамонта приоткрылись пошире.
— Вы действительно так сделаете? — пропищал он, после чего снова повесил голову. — Это невозможно, даже если вам удасться отыскать выход. Я же слишком велик и наверняка застряну в дверях. Осталась одна-единственная комната — вот эта — достаточно большая, чтобы меня вмещать.
— Но как ты здесь оказался? — осведомился Тас, переводя взгляд с широченной спины мамонта на крохотный дверной проем.
Мамонт несмело приподнялся на одно колено, отчего пол под ногами тут же заколыхался.
— Меня принесли, когда я был еще очень маленьким, — просто ответил он усталым голосом.
— И как давно?
— Боздил и Лигг говорят, что с тех пор прошло больше пятидесяти лет.
— Они держат тебя взаперти целых пятьдесят лет?! — недоверчиво переспросил Тассельхофф.
Лицо мамонта омрачилось.
— Ох, в этом нет их вины, — неожиданно начал он. Заметив удивление Таса, он добавил:
— Позволь рассказать все по порядку…
Тас не имел ни малейшего желания прерывать его.
— Боздил отыскал меня во время очередной вылазки за экспонатами пятьдесят лет назад. В то время я был еще малышом, блуждающим в окрестностях холмов южнее Зериака — так он сказал; и никакой мамаши рядом. Он привез меня сюда, и тогда они с Лиггом решили, что я еще слишком маленький, чтобы представлять в их витрине волосатого мамонта. И они дали мне возможности подрасти…
Мамонт испустил еще один "трубный" вздох. Тас вытащил из кармана носовой платок и примостил его на конце толстого хобота.
— Спасибо, — шмыгнул носом зверь. — Они кормили меня и нянчились, ведь разве мог получиться хороший экспонат из худого мамонта со впалыми боками? Так они говорили. Я научился разговаривать. Они обращались со мной, как с домашним любимцем!
Через всю комнату волной прокатилось еще одно всхлипывание, исполненное безнадежной тоски.
Шум и толчки разбудили Вудроу. И уже спустя мгновение у колонны нерешительно замаячила его соломенная голова.