Кендермор
Шрифт:
На барже воцарилась неестественная тишина. Даже ветер не проносился над кучами забродившего, сгнившего, зловонного мусора. Полуденное солнце здорово прогрело его, да и вода в море едва не кипела — точь в точь как в бане.
— Хочу есть, — в конце концов сказал Тас, поглаживая бурчащий живот. Вспомнились медовые пряники на пристани…
Мальчишеское лицо Вудроу с отвращением скривилось.
— И как можете вы думать о еде посреди этого смрада?
— Я ем, когда мне скучно, понятно? — бросился оправдываться Тас.
— Мы еще не пробыли здесь так долго, — возразил Вудроу.
— А как долго по-твоему достаточно? — искренне заинтересовался кендер. — Хотя я не скучал даже во время кораблекрушения.
Он нежно улыбнулся своим воспоминаниям.
— Все вокруг или плавало, или валялось разбросанным по палубе, а овражные гномы… ну… были овражными гномами, и Гизелла скатилась с палубы в повозку…
Глаза кендера затуманились при мысли о погибшем товарище. Воспоминания о ее жертве были все еще свежи в их сознаниях.
— Помните, как мы подумали, что она утонула? — пытаясь не потерять самообладание, добавил Вудроу. — А оказалось, что с ней все в порядке.
— В тот раз, — печально отметил Тас.
— Мне тоже ее не хватает, господин Непоседа.
Тассельхофф решительно поскреб подбородок.
— Я пообещал вернуться в Кендермор ради Гизеллы, чтобы выполнить ее задание и освободить дядюшку Пружину.
Его глаза яростно засверкали.
— И я должен исполнить клятву!
— Доберемся как-нибудь, — пообещал Вудроу, устремив остановившийся взгляд в бесконечный горизонт. Сверху на баржу пикировали чайки, пронзительно вереща своими омерзительными голосами.
Тас повел носом и принюхался.
— Что-то пахнет так, как лак на мебели у моей матушки. Или такой запах имел бульон, что она варила?
Его передернуло.
— Вполне вероятно, что они мало чем отличались друг от друга…
Вудроу подхватил за уголок обрывок пергамента, который кто-то использовал для подтирания.
— Но что может вызывать столь отвратительное зловоние?
— Не знаю. Давай попробуем отыскать его источник. Найдем и сбросим за борт.
Вудроу подобрал обломок палки, выглядевший довольно крепким, и начал разгребать им мусор. Они отбросили в сторону несколько досок, и запах стал столь невыносимым, что приятели вынуждены были зажать носы.
— Должно быть, уже рядом, — пробормотал Тас.
Борясь с отвращением, Вудроу отбросил еще пару досок, и глазам их предстал серый, разлагающийся трупик совы, погребенный под слоями более приличных отходов. Тассельхофф с Вудроу со всех ног ринулись на противоположный край баржи и свесили головы ниже уровня планшира.
— Мы собирались выбросить эту дрянь за борт, господин Непоседа, — с трудом промолвил Вудроу.
— Мне это уже не кажется мудрым решением, — ответил кендер. — Она может привлечь внимание акул.
— Разве акулы такое едят?
— Ага. Акулы едят все, живое или мертвое, но предпочитают, конечно, живых, особенно людей, кендеров и им подобных. Они просто гигантские и могут перекусить лодку пополам, если на борту находится что-нибудь, что они хотят съесть. Что это? Как я уже отметил, что угодно.
— Но мы же не в океане, — возразил Вудроу. — Это залив Балифор. Так что мы в безопасности, не так ли?
Тассельхофф шлепнулся обратно на дно баржи и глубоко вздохнул.
— Его-то называют заливом, но он соединяется прямо с океаном. Корабли, ходящие в океан, все время приходят в Порт Балифор и отбывают из него. Как ни крути, мертвая сова на борту куда безопаснее живой акулы за бортом.
Не произнося ни слова, Вудроу пристроился рядом с Тасом. В молчаливом безветрии, в знойной духоте зловоние повисло над баржей, укрывая ее плотной пеленой. Друзья сидели спина к спине и молча смотрели на отвратительный совиный труп, изо всех сил желая оказаться где угодно, только бы не оставаться здесь. Вскоре Тас снова заскучал, поэтому он лишь рассеянно отметил, что на горизонте появилась какая-то точка.
— Что это, земля? — спросил он наконец, обратившись за помощью к юноше. Вудроу прищурился и вгляделся в направлении, указанном кендером.
— Не может быть. Мы не движемся, а точка увеличивается в размерах.
— Это же судно! — внезапно вскрикнул Тас, чье острое зрение позволило наконец уловить движение. На веслах, предположил он, исходя из постоянной скорости корабля. Тас скакал как ужаленный, восторженно махал руками и вопил на пределе своей глотки.
Вудроу схватил кендера за руку и тихо сказал:
— Нам могут совсем не понравится те, кто плывет на этом судне.
Тассельхофф посмотрел на Вудроу так, будто юноша внезапно выжил из ума.
— Что значит не понравятся? Они могут нас спасти! Что бы ни произошло, это лучше, чем барахтаться здесь, в особенности если учесть, что не может быть ничего интересного в куче мусора.
Он снова пригляделся к темному пятнышку.
— Кстати, мне кажется, уже поздно. Они нас заметили.
Когда гребцы приблизились, Тас рассмотрел увенчанные рогами головы — минотавры. Минотавры считались одной из самых необычных — и недружелюбных — рас Кринна. До Катаклизма их история включала в себя лишь предубеждения и порабощение, сначала гномами Кал-Такса (если верить легендам), и в конце концов Истарской империей. Внешность быков и невероятная сила сделали их одновременно презираемыми и самыми желанными рабами.
Никто, даже другой минотавр, не смог бы назвать никого из своего народа прекрасным. Рост у быков, и телок редко опускался ниже семифутовой отметки. Короткая, черная или бурая шерсть покрывала их мускулистое, наполовину бычье, наполовину человеческое тело.
Они были прямоходячими и имели руки, похожие на человеческие, но нижние конечности они позаимствовали у парнокопытных животных, и заканчивались они соответственно раздвоенными копытами. Из висков росли рога длиной по крайней мере фут.