Кентавр на распутье
Шрифт:
– Как раз я не знаю пока, – отрезал он. – Вообще, Род, разочаровываешь меня. Заявился с домыслами, стращаешь Калидой. Да кто ж его убоится?
– Дерьмо быстро слипается. А рассыпано оно нынче всюду.
– Ты на кого намекаешь?
Я усмехнулся:
– Вообще я имел в виду Калиду и его присных. А ты что подумал?
– Ты понимаешь, что у нас Семья? – сказал Аскольд. – Не какое-то там сборище отребья!..
– Тоже мне, боевое братство! – фыркнул я. – Уж мне известно, у кого тут львиная доля. Не вы первые спекулируете на родстве – японцы тоже на нем экономику поднимали. Но они придумали и другое: четкую регламентацию отношений и поступков – долг, подменивший чувства.
– Как у тебя, что ль?
Помолчав, я спросил:
– Ась?
– Нет, кроме шуток, – сказал Аскольд, посмеиваясь. – Мне интересно, отчего ты честен со мной. И с другими. Ведь тебе плевать на нас.
– Честность – товар, сам ведаешь.
– И на прибыль тебе плевать, – отмахнулся главарь. – Ты на методиках навариваешься нехило – зачем тебе сверх?
– Я эстет, – пояснил я. – Люблю красивое: природу, женщин, поступки…
– Ну да, сакура в снегу, сады из камней, – хмыкнул он. – Самурай!.. Еще и чистюля, верно?
– Верно. А грязь – любая – негигиенична.
– И тут выхожу я, весь в белом…
Красотки вновь захихикали, как по команде. Им бы комедии озвучивать, подсказывая тупому зрителю, где смеяться.
– Считай это патологией, – предложил я. – Зачем усложнять? К тому ж это не единственный мой бзик.
– А что еще?
– Еще я верю в совесть. Слыхал про такое?
– Ну-ну, – проворчал Аскольд. – И с чем это едят?
– Тебе, конечно, трудно поверить, но между всеми людьми – имею в виду нормальных – присутствует связь. Так вот с нею сейчас происходят странные трансформации. В целом ее, видимо, не стало меньше. Но ближних тут впрямь возлюбили как себя – за счет дальних, любовь к которым сошла на нет.
– Надо ж, какой ужас, – вздохнул главарь и потискал двойняшек. – Вам тоже страшно? Ах, мои сладкие!..
Заворочавшись, он вместе с ними перебрался за стол, где поджидали тарелки, полные овощей, зелени, и поднос с ломтями слегка прожаренной говядины. Аскольд и раньше уважал ее с кровью, а теперь заимел привычку рвать мясо руками. И девицы охотно поддержали его в этом. А жирные руки все трое, дурачась, вытирали друг о друга, благо рядом полно воды. Надо признать, такие ухватки вполне гармонировали с наготой, а вот интерьер следовало менять. К примеру, сгодилась бы пещера с жарким костерком по центру и закопченным сводом, в которой я побывал вчера.
– Совесть, хм, – снова заворчал Аскольд. – А кто трындел, что в мистику ни за какие коврижки? Это ж надо – совесть!..
– Я говорил: есть вера, а есть суеверия. Да и в вере разброс адовый. Кто-то верит в бородатого хмыря за облаками, который всем делает «козу»; я – в совесть как объединяющее начало… Ну, для упрощения представь ее как круговую поруку в масштабе Вселенной.
– А шарика тебе уже мало? – спросил главарь. – Ладно, теперь скажи что-нибудь по делу. Нас-то сейчас чего затрагивает?
– Люди перестают реагировать адекватно, понимаешь? Слишком у многих отказывают тормоза. Единственное, что еще удерживает большинство, – тот же страх.
– А разве когда-то было иначе?
– Ну, поздравляю!.. По себе судишь? Тогда с тобой опасно вести дела.
– Есть еще выгода, – успокоил он. – Пока что ты нужен мне.
– Пока – что? Пока и твой ветер не переменится? А есть такие, кто пойдет со мной до конца?
– В дурдоме пошуруй, – посоветовал Аскольд. – Там им самое место.
Секретарки разом засмеялись, не прекращая умасливать хозяина в четыре руки. Похоже, и этому в споре с одиночкой требуется поддержка.
– Жизнь пошла, а? – подивился я. – Маньяки делаются нормой, совестливых записывают в психи.
– Мой бедный Род, – с прохладной улыбкой молвил главарь, – тебе не достигнуть вершин. Слишком отвлекаешься на ерунду.
– Так ведь карабкаемся по разным склонам. Не понял еще?
– Ты о чем?
– Хочется наследить в Истории? Да ради бога! Принимай эти грязевые ванны, пока не пропитаешься насквозь.
– Вопрос в цене, – сказал Аскольд. – Нормальную цену я готов платить.
– Вопрос в цели, – возразил я. – Власть ведь тоже средство, как и секс. Думаешь, достиг вершины, сделался Царем мира? А это сперма прокатывает по бугоркам наслаждения, побуждая всаживать корень снова и снова. Это инстинкт, понимаешь? Живность запрограммирована на продолжение рода, а ты, как бобик, следуешь программе. И еще разглагольствуешь о цене!
– Пусть средство, – уступил он. – Для больших свершений, для благих дел… А?
– Ты ж гордишься холодным умом. Вот и вспомни, скольких ты уже сдал либо столкнул с карниза, пока карабкался наверх. В таких делах либо «холодная голова», либо иллюзия «чистых рук» – третьего не дано.
– То есть или сволочь, или дурак? – уточнил главарь, нехорошо улыбаясь. – И кто я, по-твоему?
– А уж это сам выбери, – предложил я, не мелочась.
– Был бы дурак, давно убрал бы тебя с глаз долой. И не слушал бы ересь.
Краем рта я усмехнулся: «Вот и выбрал».
– Или, думаешь, за тебя вступятся? А это уже напоминало сведение счетов – всплыла давняя обида!
– Давай разберемся, – сдерживаясь, предложил я. – Что выиграешь ты, убрав меня, и что потеряешь… Конечно, если ты еще способен разбираться.
Последняя фраза была, наверно, лишней… а может, и нет. Я ведь впрямь не боялся его, и лучше бы Аскольд это усвоил. Пусть подозревает тут подвох – я ведь спец по сюрпризам, – пусть вспомнит мои приступы ярости, которые не остановить первой пулей. Пусть думает, что за мной большие силы – к примеру, федералы. Или даже ЦРУ.
– По-моему, нас не туда повело, – с неудовольствием заметил Аскольд. – Вообще, я что тебе поручал?