Кесарь
Шрифт:
Точнее клонилась – до этого самого мгновения!
– Бей литовцев!!!
– Бей москалей!!!
Я замер на последних ступенях ведущего вниз лестничного пролета, пропустив вперед лишь Петро и Адама. И уже мгновением спустя мои лучшие рубаки скрестили клинки с ринувшимися навстречу черкасами! Раздался оглушительный стальной лязг – и хриплый рык стремящихся зарубить друг друга людей… Следом, чуть потеснив меня, вниз ринулся и Дмитрий – а я, ни сходя с места, вскинул изготовленный к бою пистоль, направив его в лицо запорожца, показавшегося в дверях.
Отчего-то я успел подробно рассмотреть именно его – еще довольно молодого мужчину с густыми пшеничными усами и
Быть может, ему бы это и удалось – но напирающие сзади черкасы буквально втолкнули парня обратно в башню. И тот, подняв клинок, ринулся вперед с искаженным от ярости и страха лицом! А я, чуть опустив ствол пистоля, уже без колебаний нажал на спуск… Левую кисть рвануло от отдачи – а пуля, ударившая в живот казака, сложила его пополам; я успел разглядеть это прежде, чем пороховая дымка закрыла обзор. Но в следующее же мгновение за спиной грянули выстрелы не менее десятка стрелецких самопалов – полностью очистив проход в башню от черкасов!
Между тем, тройка моих лучших рубак – рослых, даже немного долговязых, и неуловимо похожих друг на друга, словно родные братья стрельцов – потеснили прорвавшихся внутрь запорожцев от лестницы. Однако последние рубятся с исключительной яростью и остервенением! Молнией мелькающие клинки вышибают искры – и единственная ошибка воев тут же станет последней…
Первым ошибся Адам – поскользнувшись на пролитой крови, он потерял равновесие. И тут же трофейный турецкий кылыч зацепил голову моего стрельца, не успевшего поставить блок! Впрочем, Адама спас шлем-мисюрка; лезвие вражеской сабли не прорубило стального наголовья – из-за потери стрельцом равновесия казачий удар пришелся лишь вскользь… Но его хватило, чтобы бросить одного из лучших моих рубак на спину, к основанию лестницы!
Черкасс тут же вскинул саблю для добивающего удара – но прежде, чем его клинок рухнул бы вниз, я успел выхватить из-за пояса второй пистоль, и тотчас разрядил его в лицо казака! Пуля ударила под левый глаз ворога, отбросив его голову назад; брызнуло красным… Я же, заткнув за пояс разряженное и бесполезное до поры оружие, все той же левой рукой потянул из ножен трофейный кацбальгер – и поспешно спустился вниз, освободив проход по лестнице.
При этом сам я оказался слева от черкаса, схлестнувшегося с Дмитрием; враг вовремя заметил мое движение. И, отступив назад, он тотчас развернулся ко мне вполоборота – после чего неожиданно и резко рубанул, целя в мою голову! Едва-едва я успел подставить «кошкодер» под лезвие казачье сабли; неуклюжий блок (потому как левая рука!) рвануло в сторону – но все же я сумел отстранить голову от елмани, заточенной с обеих сторон…
И рассекшей воздух у самого моего носа!
Однако прежде, чем враг нанес бы новый удар, по его собственной шее полоснуло лезвие стрелецкого клинка – Дмитрий тотчас наказал черкаса за ошибку! Я же, осознав, что без рабочей правой руки в ближнем бою совсем не боец, отступил к стене – после чего достал один из пистолей, спеша его зарядить, да поспешно скомандовал:
– Десяток Григория – на помощь пушкарям! «Семеновцы» – к воротам, пора их закрыть! Никола, твои стрельцы прикрывают воев Захарова – да по всадникам бейте прицельно, берегите выстрелы!
…В очередной раз разрядив дорогущий карабин с колесцовым замком (теперь уже в спину рванувшего
Впрочем, все же куда большую помощь соратникам оказали стрельцы из крестьянского пополнения, набранные «Орлом» в Смоленских волостях. Ведь к тому моменту, когда пороховой дым на верхнем ярусе башни окончательно развеялся, в распоряжение двух десятков ратников оказалось аж пять десятков пищалей – полностью заряженных, с уже закрепленными в жаграх тлеющими фитилями! Воевода решил не вмешиваться в слаженную работу стрельцов, привычных к командах своих десятников – и сильно робеющих перед самим Шеиным. Он лишь отметил, что новобранцы Тимофея дали два дружных, практически слитных залпа обоими десятками, отсекая от ворот пытающихся вырваться из западни черкасов. После чего грохнул еще один залп – последних десяти заряженных мушкетов…
Очевидно, этого хватило – по крайней мере, когда на нижнем ярусе вежи наконец-то стих звон клинков и смолкли стрелецкие самопалы (черкасы разрядили свое оружие ранее), различить звуков ближнего боя воевода не смог, как бы старательно он не вслушивался… А вот вразнобой гремящие выстрелы уже перезаряженных «ореликами» пистолей и карабинов раздаются и ныне!
Ничего, Тимофей справится – ведь сопротивление панцирных казаков внутри крепости уже практически подавлено, по большей части черкасов просто перебили... И теперь стрелецкие сотни, занявшие прясла, прилегающие к воротной веже, бьют уже исключительно за стены кремля – в сторону бегущей к Молоховской башне литовской пехоты! Правда, роты, ринувшиеся на штурм вслед за черкасами, уже замедлились, видя остатки полка панцериев, бегущих от Смоленска – да попав под шквальный огонь со стен!
Еще немного, и сами покажут спину!
Именно этого момента ожидал Шеин, чтобы подать новый сигнал боевым рогом – и бросить в атаку пять сотен детей боярских... Увы, воеводе удалось собрать лишь половину всадников от дворянского воинства, изначально вставшего на защиту Смоленка. Но – потери… А кроме того – постепенное забивания самых слабых или больных лошадей.
Ведь ранее казалось, что уже никто не пойдет верхом на вылазку за стены града…
При этом дети боярские действуют под началом собственного воеводы, Горчакова Петра Ивановича – «товарища» Шеина. Под его началом всадники уже покинули крепость Никольскими воротами – еще когда черкасы только ринулись на штурм! И все это время русские конники выжидали, скрытые от вражьих глаз усилившейся метелицей – да мощной Грановитой башней, самой южной точкой кремля…
Эта вежа, в сущности, является вершиной треугольника, и находится по центру перелома юго-восточной и юго-западной стен Смоленска. Соответственно и вылазка охотников, и последующая за ней атака конницы ляхов да пеших польско-литовских рот – все это происходило у юго-западной стены, а внимание врага было приковано исключительно к Молоховским воротам!
Но если ляхи и не увидели детей боярских, то и Шеин только теперь заметил на правом крыле литовской пехоты неясное движение – все еще густо падающий снег не дает хоть что-то толком разглядеть! Однако Михаил Борисович, памятуя о двух гусарских хоругвях в составе отряда осаждающих, аж весь захолодел – и тотчас прижав к губам турий рог, трижды в него протрубил…