Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга II
Шрифт:
– Что я тебе могу сказать, Азар? Хоть и изучал я это всё и кое-чему даже научился, а всё равно… не то чтобы другому объяснить – сам почти ничего не понимаю…
Они выехали на крошечную – только скатерть расстелить – полянку и остановились. Потом кони попятились. Сытые вороны, не в силах взлететь, замахали крыльями, отгоняя незваных пришельцев, и закричали в страхе.
Наверное, страх, родившийся в этом месте, был так велик, что Алексей сразу и почти наяву увидел, что происходило здесь дня два назад – не потребовалось закрывать
Не бедные люди забрались в эту глушь: мать-вдова, две дочери, две служанки, кучер и конюх, лакей – молодой сильный парень… ещё человека три… Те вышли из леса, солдаты неизвестно какой армии, мародёры. Без особых затей приступили к потехе… Лакей не выдержал, бросился с топором, перерубил насильнику хребёт… Забили. Не просто так забили, с выдумкой. А он боялся больше всего, что это какое-то неизвестное колдовство над ним творят…
– Что делают, – тихо сказал Азар. – Что же они все делают…
В этот момент дудочка-близняшка, висящая у Алексея на шее, тихо пискнула. Потом – издала трель. Коротко… длинно… коротко… длинно…
Они разучили пять сигналов: "иди ко мне, я жду", "жди и не уходи", "я ухожу, прячусь", "я тебя ищу" и "опасность!" Сейчас звучал последний…
Он поднёс дудочку к губам и продудел: "Жди и не уходи".
Дудочка молчала с минуту, потом отозвалась: "Я прячусь". И после паузы снова: "Опасность!"
Тогда он продудел: "Я тебя ищу".
Больше дудочка не отзывалась.
Ничего не понятно.
Столько времени было… нет чтобы выучить азбуку Морзе…
– Я поеду, – сказал он. – Продолжай… как условились.
– Возьми вот, – Азар подал ему баклажку. – Бери, бери, у меня ещё одна есть, – усмехнулся он, показав неровные жёлтые зубы. – Да и ту, небось, до конца не издержим…
Мелиора. Болотьё. Деревня Хотиба
Всё было как в повторном кошмаре: с неба сыпались люди на птицах… и кто-то в бессильном ужасе вздымал кулаки, женщины хватали детей, а кто-то пытался стрелять из этих нелепых мускарских луков…
Нападение застало её на улице. Она оделась в походное и вышла из дому на рассвете, чтобы увидеть Афанасия… чтобы сказать ему…
По улице неслись две женщины с подойниками, прижимая их к груди, как детей, а за ними, вздымая могучими крыльями пыль и сор, почти касаясь дороги когтями выставленных вперёд лап – летела огромная бурая птица! Клюв был раскрыт, чёрный язык высунут, глаза горели безумным огнём. На спине её сидел человечек в остроконечной шапочке и с тонким длинным копьём в руке…
Отрада закричала.
Другая птица пронеслась над самой крышей, заставив её присесть, закрыть голову руками.
Женщины бились в пыли, пытались встать, в воротах голосили ребятишки. Живые,
Афанасий бежал через улицу наискось, бежал неуклюже, боком, придерживая неживую руку. Стрела, упав вертикально, вонзилась в землю прямо перед ним. Он перепрыгнул через стрелу, налетел на Отраду и, обхватив её поперёк туловища, молча поволок в дом.
– Все прячьтесь, – сказал он хозяину. – В подполье – и тихо. Крылаки подолгу не задерживаются.
Они пробежали через хозяйскую половину, выскочили на крытый двор, забежали в хлев. Коровы выли. Афанасий открыл задние ворота, выглянул, кивнул Отраде: идём.
Тут была истоптанная стадом дорога, сразу за ней – заросшая речка, а за речкой через поляну – густой ельник.
Огромная птица вылетела из-за крыш справа и с клёкотом стала разворачиваться. Наездник смотрел в другую сторону… что-то он там увидел…
– Бегите, – сказал Афанасий.
– Я с вами, – быстро сказала Отрада.
– Мне нужно выпустить Конрада. Нельзя же его отдавать вот так.
– Я с вами!
– Нет. Вас я с собой не возьму… Хорошо. Не бегите в лес, ждите пока здесь. Скоро вернусь.
Афанасий нырнул в вонькую теплоту хлева. Отрада прижалась к стене, вытянулась. Свес крыши надёжно защищал её от взоров сверху… она вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной, ещё меньше и ещё беззащитнее, чем тогда в общежитии… в комнату вломились наголо остриженные пьяные или, скорее, обкуренные парни и никак не желали убираться, но и не приставали в обычном смысле, а делали что-то непонятное: построили их троих вдоль стены, на щеках помадой нарисовали какие-то зигзаги, заставляли учить и повторять непонятные слова: "Казыр надах, казыр надах…" Один из парней сидел на полу и бессловесно пел, раскачиваясь…
Потом снизу пришёл милиционер и долго с ними препирался. Потом как-то так получилось, что жилички сами виноваты во всём.
Вот тогда она чувствовала не просто испуг, а – внезапную потерю возраста, какого-никакого, а опыта… ей три или четыре года, и она вдруг, отпустив мамину руку, оказалась одна среди большого жаркого города, тысячи незнакомых и опасных людей, рёв и грохот машин…
У неё не могло быть такого воспоминания. Но оно почему-то было. Может быть, кто-то рассказал, а она примерила на себя…
И тогда она, прижав руки к груди, вдруг нащупала дудочку-близнятку. Она совсем забыла о ней… Пальцы не слушались, губы были деревянные, но она все-таки сумела просвистеть: "Опасность…" Единственный сигнал, который вспомнился.
Дудочка отозвалась. "Жди меня на месте".
Она не может ждать на месте! Но… но как же… Отрада мучительно вспоминала ответ…
Звуки ударов. Треск и глухое великанское ворчание. Выкрики. Тонкий пронзительный визг. И – тихо. Поразительно тихо. Будто все умерли.