Кесарево свечение
Шрифт:
СТ.ОФИЦИАНТ (в сторону). Сколько тут у нас всякой демагогической сволочи сейчас бродит. (Смотрит в ладошку на кредитную карточку). Слава Гоурелик, звучит не по-человечески. И все, главное, собираются снаружи, поближе к трудящимся. Эх, в прежние-то времена мы знали, как отделять сеньоров от демагогов!
Панически, буквально задыхаясь от жажды, вбегает Урия Мак-Честный. Он в зажеванных шортиках и в майке не последней свежести, мягко говоря. Явно с сильного похмелья. Останавливается, борясь с головокружением, потом замечает профессора Летик и бросается.
МАК-ЧЕСТНЫЙ. Профессор!
ЛЕТИК. От вас пахнет отторгнутыми массами, Урия. (Делает жест официанту, чтобы принесли не большую, а маленькую).
МАК-ЧЕСТНЫЙ (поражен размерами принесенного бокала, выпивает его одним духом и тут же щелкает пальцами: еще, еще!). Эти ночи, полные подъема, такого специфического вдохновения, всегда оставляют какую-то странную, едва ли не духовную жажду.
Пока происходит этот нервный обмен фразами, жестикуляцией и взглядами, из зала в просцениум вылезают долговязый Кленси Фауст и маленький мускулистый Лоренцо Мгбеки, на одном штаны «фатиг», на другом куртка «фатиг», на одной голове шапка «Алтиг», на другой ничего. Сверившись с какой-то бумажкой, входят в кафе и молча подходят к столику профессора Летик.
МАК-ЧЕСТНЫЙ (восторженно). Ребята, как вы точны! Марта, Рози, посмотрите, как они точны, — явились минута в минуту! Вот что значит настоящий профессионализм!
ЛЕТИК. Урия, что это за неуместная театральщина? Кто это такие?
МАК-ЧЕСТНЫЙ (обескураженно). Ну я же вам говорил еще неделю назад… (свистящим шепотом)… это ребята от Аффи Арра… ну, я их встретил у Амма Эйна… ну, вы еще сказали, чтобы я… ну вот, опять я в лужу…
ЛЕТИК. Увы, мой друг, вы погрязли в театральщине. (Вежливо новоприбывшим). Присаживайтесь, товарищи. Кажется, мы встречались на семинарах по скользящей экономике в Аахене, не так ли? Рози, займись товарищами, пожалуйста.
Рози вынимает из портфельчика какие-то бумаги, дает новоприбывшим расписаться, вручает им конверты. Официанты подносят бокалы с пивом и закуски. Все встают с бокалами. Хором поют «Дивизию на марше».
Проходят века и века, Но поступью тысячелетий Дивизия тянет быка На сгибах рабочих предплечий! Река, как всегда, глубока, Но в небе сияет нам глетчер! Чтоб жизнь наша сделалась краше, Дивизия крепнет на марше! Во имя высокой мечты Втыкай вдохновляющий штык! Пред нами поля и луга, И сине-зеленое море, И тактики наш ураган, И вихри мятежных теорий, И бык наш вздымает рога, И шапка пылает на воре! ЧтобК этому моменту в просцениуме оба официанта подвозят Горелику на колесиках несколько дымящихся блюд и бутылок вина. Действие в глубине сцены приглушается, доносится только общий «мурмур» улицы, стройки, музыки (противное мяуканье группы Spice Girls) и ресторанной террасы, на которой стол профессора Летик продолжает обрастать «нашими».
ГОРЕЛИК. Папаша, я этого всего не заказывал. Вы, наверное, ошиблись. Это, должно быть, для вон того банкета, папаша.
СТ.ОФИЦИАНТ. Во-первых, я вам не папаша. Вы откуда приехали — из Оклахомы или из Миссури?
ГОРЕЛИК. Я сейчас прямым рейсом из Иркутска. Нас всю дорогу пельменями кормили. Апофеоз патриотизма!
СТ.ОФИЦИАНТ. Это меня не касается, во-вторых. Так у нас подают «Ум-Жажаноша» с тысяча восемьсот двенадцатого года. Сейчас мне придется вас научить этикету, чтобы вы хотя бы почувствовали приближение к сеньорам Лиссабона. Этим молоточком вы разбиваете спинку вот этому крабу. Этим крючком вытаскиваете мясо из лап. Этой ложкой вычерпываете внутренности. Делаете два хороших глотка белого вина. Засим последуют ракушки. Каждую погружаете в соус. Постоянно освежайтесь красным вином. Третий акт — бобы с креветками. После них вы употребляете добрую чарку водки, кабальеро из Иркутска. Залпом, сеньор Гоурэлли! Браво, браво, вот эта ваша манера крякать после водки обличает в вас знатное происхождение.
И вот только теперь начинается кульминация вашего пира — запеченный в морских звездах благородный «Ум-Жажанош». Начинайте с хвоста. Не оставляйте без внимания поджаренные плавники. Каждую передышку заполняйте ложечкой коимбрского мороженого. По завершении рыбы вы переходите к этому горшочку с расплавленным сыром. Затем, ничтоже сумняшеся, вы допиваете все оставшееся вино и расплачиваетесь. Коллектив рассчитывает на достойные вашего происхождения чаевые.
ГОРЕЛИК. Как я допиваю оставшееся вино?
СТ.ОФИЦИАНТ (в упоении собственным искусством). Ничтоже сумняшеся, сэр!
ГОРЕЛИК. Должен сказать, сеньор, что ваш «Ум-Жажанош» освещает всю реальность каким-то иным, пламенным, нет-нет, отнюдь не мертвенным, светом. Монстр погиб не зря, ей-ей! Пожиратель монстра преисполнен вдохновения. Он настраивается на произнесение монолога. Если, конечно публика не возражает, сейчас начну. Если, конечно, публика не была оскорблена звуками гурманских засосов, этим интимом пожирателя и пожираемого. Не слыша криков «долой», я спускаюсь с веранды на улицу и начинаю свой монолог.
МОНОЛОГ ГОРЕЛИКА
Меня зовут Мстислав, хотя я никому не собираюсь мстить и я не очень-то стопроцентный славянин. Предпочитаю, чтобы меня называли просто Слава, тем более что она, добрая или дурная, мне явно предназначена. Слава Горелик, к вашим услугам.
Как вы, очевидно, догадались по репликам здешнего недобитого салазаровца, мне прежде всего придется коснуться происхождения. Я был рожден тридцать один год назад на набережной Крузенштерна в тогдашнем Ленинграде, который ни сном ни духом не помышлял, что когда-нибудь ему отдадут его исконное голландское имя. Квартира была большая, а семья старая, к сожалению, с глубокими марксистскими корнями.