Кевларовые парни
Шрифт:
— Медведь, ответь Адмиралу.
— На связи.
— Так о чем ты там семафорил?
— Танки, говорю, идут!
— Перегрелся? — Адмирал пытается увидеть через окно Медведя, обосновавшегося на противоположной крыше. На глаза попадается оконный термометр, застывший на двадцати градусах. Вроде бы перегреваться не с чего…
— Адмирал, ответь Медведю. Ты понял, ЧТО я сказал? В Москву идут танки.
— Попроси, пусть посмотрит в сторону Москвы-реки. Может, там уже и «Аврора» стоит во главе Черноморского флота? — смеется «молодой».
— Изощренец, — бормочет Адмирал в замешательстве. — Ну-ка, мужики, погодите, я сам пойду, погоду понюхаю. Медведь танк по запаху отличит…
Адмирал выходит на улицу.
По Ленинскому грохочет колонна танков. Из-под траков летят крошки колотого асфальта, едкий дым стелется по земле. Бойцы за рычагами внимательны и дисциплинированны. Они тормозят перед светофорами и терпеливо ждут, пока не загорится «зеленый». Прохожие удивленно, но с тревогой смотрят на эту картину, дикую и нелепую в светлый солнечный день.
— Все, сворачиваемся. Комедия окончена. Крестным отцам объявляется перекур, — командует Адмирал, вбегая в комнату через двадцать минут. — Всем отбой. Встречаемся в голубеньком. — Это в рацию.
В комнате начинается суета. Парни упаковывают в брезентовые чехлы автоматы, сбрасывают бронежилеты и выключают станции. Голому собраться — только подпоясаться. Дремлющий в кабине водитель с недоумением глядит на это спешное и немотивированное бегство. Надо было столько собираться!
— Все в автобус!
Дико ревя пробитым глушителем, «уазик» выезжает со двора. Вдоль Ленинского проспекта по-прежнему тянется танковая колонна. Скатившись с Каменного моста, «уазик» летит по проспекту Маркса. Железный Феликс, словно стержень солнечных часов, возвышается над площадью своего имени. «Почему он стоит спиной к собственному ведомству?» — думает Адмирал.
Только подъехав к особняку, Адмирал вспоминает:
— Господи, Медведя забыли на крыше! — Ему становится невероятно жалко себя.
На глазах изумленного Медведя «уазик» выскакивает на Ленинский и, выдав очередь с выбросом «це-о-два», летит в сторону центра.
— Куда?! — Медведь хватает станцию. Она шипит, как голодная гадюка: аккумулятор сел окончательно. — Стоять, козлы!
Балансируя под тяжестью навешанной на него аппаратуры, Медведь медленно сползает вниз по утлой и на первый взгляд ненадежной лесенке.
Как назло, внизу щелкает замок, и чопорная старорежимная дама почти утыкается лицом в потертый джинсовый зад со свежим гудроновым пятном.
— Здрасьте! — Медведь отдувается, рассовывая по сумкам свое барахло. «Макаров» нагло торчит из-под задравшейся полы куртки.
— Вы кто?
— Инопланетянин. — Медведь к беседам не склонен, любой вопрос опасен для здоровья любопытных.
— Откуда?
— Естественно, мадам, оттуда. — Он грузится в лифт и делает ей ручкой. Мимо изумленной женщины вниз уползает небритая физиономия маленького и злого мужика.
На удивление мирно выглядит обстановка этого «чрезвычайного положения». Как и до него, с разной скоростью носят по коридорам бумаги, так же гоняют чаи, травят анекдоты, разговаривают по телефонам — не громче и не чаще, чем в прежние дни. Спокойно воспринимают пятнистую форму Олега: человек в отпуске имеет право поиграть в партизана. В.И. смотрит, а точнее слушает информационное сообщение ГКЧП. Телевизионная картинка раздражает. Антенна комнатная, поэтому изображение то двоится, то троится, реагируя на каждого проходящего по коридору.
Обращение к советскому народу.
«Соотечественники! Граждане Советского Союза! В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час обращаемся мы к вам! Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе Михаила Сергеевича Горбачева политика реформ, задуманная как средство обеспечения динамичного развития страны и демократизации общественной жизни, в силу ряда причин зашла в тупик. На смену первоначальному энтузиазму и надеждам пришли безверие, апатия и отчаяние…»
— Привет.
— От старых штиблет. Ты чего? — В.И. с интересом разглядывает явившееся чудо.
— Что — «чего»?
— Явился чего, спрашиваю? — переключаясь с телерадио на Олега, таращится В.И.
— Разве из отпуска не отзывали?
— А что, очень хочется? Не было такого приказа. — В.И. теряет к Олегу интерес. Видал он таких энтузиастов. — Не гуляется человеку. Сорняки бы лучше на участке полол. Не мешай слушать.
«Воспользовавшись предоставленными свободами, попирая только что появившиеся ростки демократии, возникли экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза, развал государства и захват власти любой ценой. Растоптаны результаты общенационального референдума о единстве Отечества… Сегодня те, кто по существу ведет дело к свержению конституционного строя, должны ответить перед матерями и отцами многих сотен жертв межнациональных конфликтов… Каким быть общественному строю, должен решать народ, а его пытаются лишить этого права…»
— Понял, мать их! Лишить пытаются! — В.И. крутит головой. И непонятно — то ли осуждает, то ли поддерживает.
«Кризис власти катастрофически сказался на экономике. Хаотичное, стихийное скольжение к рынку вызвало взрыв эгоизма — регионального, ведомственного, группового и личного. Война законов и поощрение центробежных тенденций обернулись разрушением единого народнохозяйственного механизма, складывавшегося десятилетиями… Только безответственные люди могут уповать на некую помощь из-за границы. Никакие подачки не решат наших проблем, спасение — в наших собственных руках. Настало время измерять авторитет каждого человека или организации реальным вкладом в восстановление и развитие народного хозяйства…»
— А мы чем измеряли? — В.И. морщится. Очередной прохожий учетверил изображение.
«Долгие годы со всех сторон мы слышим заклинания о приверженности интересам личности, заботе о ее правах, социальной защищенности. На деле же человек оказался униженным, ущемленным в реальных правах и возможностях, доведенным до отчаяния…
Мы обещаем провести широкое всенародное обсуждение проекта нового Союзного договора. Каждый будет иметь право и возможность в спокойной обстановке осмыслить этот важнейший акт и определиться по нему, ибо от того, каким станет Союз, будет зависеть судьба многочисленных народов нашей великой Родины…»