КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 1

Мальцева Валентина

Андропов знал имена тех людей, кто тайно информирует и консультирует Генерального секретаря по тем или иным вопросам, номера валютных счетов в банках Швейцарии и Люксембурга, куда, по его распоряжению, переправляются довольно крупные суммы из средств партии. Он был в курсе того, что Брежнев практически не ведет интимную жизнь со своей супругой и знал почему. Ему были известны имена трех постоянных любовниц генсека, поскольку зарплату они получали по ведомостям одного из подразделений КГБ. Андропов знал имя помощника, который приводил женщин (иногда сразу трех) в его спальню, знал, сколько времени уходит у генсека на оргазм и какой именно способ его достижения Брежнев считает

наиболее приятным. Андропову было точно известно, какое именно количество специально изготавливаемых лично для него сигарет «Новость» выкуривает генсек сверх нормы, установленной для него прикрепленными лечащими врачами «кремлевки» и его женой, сколько водки он выпивает в одиночестве, кого чаще приглашает на охоту, каких именно артистов предпочитает видеть на своих днях рождения, какие пластинки любит слушать и к какому игроку московского «Спартака» благоволит больше всего…

Андропов знал массу мелочей, казалось, бы, не имевших никакого практического значения — например, что на своей подмосковной даче в одиночестве генсек предпочитает слушать пластинки с довоенными песнями Утесова; что он терпеть не может ни классический, ни тем более современный балет и страшно нервничает, когда вынужден по протоколу проводить в правительственной ложе Большого театра Союза ССР больше трех часов; что любовь к московскому «Спартаку» — это единственная страсть, сближающая — причем довольно крепко — генсека с первым секретарем МГК Виктором Гришиным, которого Брежнев терпеть не может, но вынужден мириться, ибо московская партийная организация слишком крепка и сплочена, чтобы выдергивать из нее признанного лидера…

Думая об этой грязи, Юрий Андропов проклинал свою работу, проклинал свою непреднамеренную, продиктованную ужасной спецификой службы, глубочайшую посвященность во все и вся — ту самую посвященность, которую Леонид Ильич Брежнев, даже при достаточно хорошем и неизменно корректном отношении к председателю КГБ, никогда не простил бы ему и, стало быть, никогда не простит. Ибо Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, Председатель Совета Обороны конечно же знал, что Андропов знает о нем ВСЕ. И, в свою очередь, старался не отстать в этом знании от человека, явно метившего в его преемники.

— О чем задумались, Юрий Владимирович?

Густой бас Брежнева моментально вернул Андропова на землю. «Кажется, я начинаю стареть для этих идиотских церемоний, — подумал 61-летний Юрий Андропов. — Предаваться размышлениям в кабинете Генерального секретаря — такого со мной еще не бывало!..»

— Так, будничные проблемы, Леонид Ильич.

— Скромничаете?

— В чем скромничаю, Леонид Ильич?

— Ну, что проблемы у вас будничные… — Брежнев хмыкнул, пригладил волосы и откинулся на спинку высокого черного кресла. — Тут мне докладывают, что в конторе вашей, Юрий Владимирович, проблемы как раз не будничные, а самые что ни на есть глобальные. Может быть, поделитесь с Генеральным секретарем партии?

— О чем это вы, Леонид Ильич?

Андропов был готов к частичной утечке информации о провале в Женеве, об угрозе высылки около тридцати своих людей с дипломатическими паспортами из стран Латинской Америки и сейчас пытался выгадать хоть немного времени, чтобы выяснить: как много знает генсек? И, соответственно, как долго он может маневрировать, избегая открытого разговора?

— Юрий Владимирович, — Брежнев прокашлялся и, подперев ладонью тяжелый подбородок, с неприязнью посмотрел на Андропова. — Насколько я понимаю, обещанная вами смена власти в Колумбии откладывается? Так?

— ВРЕМЕННО откладывается, Леонид Ильич, — негромко поправил генсека Андропов. — Вы же понимаете, что не все так просто. В Латинской Америке нам противостоит очень сильный соперник.

— Он и раньше нам противостоял, — Брежнев негромко стукнул тупым концом граненого карандаша по столу. — А Кастро, глядишь ты, по-прежнему верховодит.

— Куба, Леонид Ильич — это микроскопический остров. Колумбия же — огромное государство. Разница существенная.

— Спасибо, что напомнили, Юрий Владимирович, — в басе генсека отчетливо прозвучало так не свойственное Брежневу ехидство.

— Повторяю: мы столкнулись с кое-какими проблемами, решение которых требует перегруппировки сил и времени.

— Сколько времени вам еще понадобится, товарищ Андропов? Год? Два? Десять лет? — Брежнев вдруг широко улыбнулся, словно ранимый школьный преподаватель, только что посадивший в лужу лучшего ученика класса.

— В данный момент я не готов ответить на ваш вопрос, Леонид Ильич. Над этим сейчас работают мои люди.

— Некрасивая история получается, Юрий Владимирович… — Брежнев медленно оторвал спину от кресла и навалился всей тяжестью своего тела на крышку письменного стола. — На кого спишем без малого миллиард долларов? Или сколько там еще у вас ушло на эту затею за последние годы? Я имею в виду деньги, которые вы угрохали на свои латиноамериканские проекты?

— Эти проекты были одобрены на заседании Политбюро, Леонид Ильич, — тихо возразил Андропов. — И если возникла реальная необходимость, я могу предоставить товарищам отчет по каждой потраченной копейке…

— Пять лет, с тех самых пор, как убили Альенде, вы регулярно обещаете на Политбюро образование социалистического государства в Южной Америке, — широченные брови Брежнева сдвинулись к переносице, от чего его лицо стало похоже на застывшую восковую маску, каким советского лидера часто изображали карикатуристы на страницах западной прессы. — Не было ни одной вашей просьбы, Юрий Владимирович, которую бы не поддержали наши товарищи. Вы знаете, что в стране колоссальные экономические проблемы, однако мы никогда не жалели сил и средств для мирного наступления социализма. В ваши руки, уважаемый товарищ Андропов, партия передала колоссальную власть, ресурсы, людей, материальные средства. А как вы ими распоряжаетесь?..

— Леонид Ильич, — голос Андропова звучал абсолютно ровно, словно этот человек в профессорских очках не понимал, во что в итоге может вылиться гнев Генерального секретаря партии. — Объясните, пожалуйста, что происходит? Чем, собственно, недовольны товарищи в Политбюро?

— Им нужны результаты! — Брежнев резко хлопнул ладонью по столу. — И мне нужны результаты, чтобы закрыть кое-кому рты. Например, Суслову Михал Андреевичу, другу вашему доброжелательному. Вы это понимаете, дорогой товарищ председатель Комитета государственной безопасности?!

Наступила гнетущая пауза. Но Андропов и не думал отвечать, а тем более оправдываться. Он просто уставился на генсека своими блеклыми голубыми глазами, неестественно увеличенными линзами очков, уставился без всякого выражения, но с каким-то внутренним нажимом, словно внушая своему собеседнику, что разговор в подобных тонах не просто неприемлем — он просто невозможен.

Это был особый, «фирменный» взгляд Андропова, к которому он прибегал исключительно редко. Ни один человек в Политбюро, кроме председателя КГБ, никогда бы не позволил себе вот так, пристально, в упор, с почти нескрываемой укоризной и едва обозначенной иронией, смотреть в глаза первой фигуры советского государства, в глаза человека, сосредоточившего в своих руках власть, даже о половине которой и мечтать не мог Никита Хрущев.