КГБ в смокинге-2: Женщина из отеля «Мэриотт» Книга 1
Шрифт:
— Одним словом, вы не верите в такое развитие событий, — Уолш уже не спрашивал, а констатировал.
— Да поймите же вы, Уолш, я не могу вызвать Создателя в этот кабинет и получить от него толковый ответ на вопрос, что именно произойдет в Кремле через четыре года! — Директор пожал плечами. — Нам остается только предполагать…
— Сэр, вы помните, кто первым принес Кеннеди фотографии русских ракетных установок на Кубе?
— Роберт Макнамара, — буркнул директор.
— Люди Даллеса записали весь этот разговор. Наверняка, сэр, вы его читали много раз.
— Вы нашли еще одну запись?
— Нет, просто время от времени я возвращаюсь к ней, потому что хочу найти ответ только на один вопрос — почему после того, как Кеннеди отдал приказ Макнамаре атаковать
— Вы невнимательно вслушивались в запись, Уолш, — директор ЦРУ поморщился. — В ней есть ответ. Кеннеди спросил Макнамару, смогут ли русские дать ответный залп и, получив утвердительный ответ, отменил свой же собственный приказ. Президент просто испугался, Уолш. Джон Кеннеди испугался войны с русскими, считал себя не в праве подвергать нацию прямой угрозе ядерной войны.
— М-да, — Уолш очень аккуратно поднес сигару к пепельнице и умудрился поставить серый столбик пепла строго вертикально. — И я так думал. Пока до меня не дошло наконец, что Джи Эф Кей боялся вовсе, не войны.
— А чего же он боялся?
— Политического краха Хрущева. Понимаете, сэр? Смена тогдашнего политического руководства в России была бы для нас катастрофой куда более серьезного масштаба, чем ограниченная, пусть даже ядерная, война против Кастро и его советских друзей. Кеннеди страшно боялся возвращения сталинистов к власти в СССР. То есть боялся той самой третьей мировой войны, уже ничем и никем не ограниченной, которую эти фанатики все равно бы развязали.
— Ой ли, Уолш! Какая, черт побери, разница? В шестьдесят четвертом лысого все равно скинули. И что? Началась третья мировая война?
— Фактически, своим решением Кеннеди выиграл пять лет, — пыхнув сигарой, мягко возразил Уолш. — Целых пять лет, сэр! За это время политические реформы Хрущева проникли так глубоко, а советский народ вкусил недоступные ранее демократические вольности до такой степени, что сама идея реставрации сталинских порядков в полном масштабе перестала вдохновлять даже коммунистических фанатиков. Президент выиграл время, сэр…
— Куда вы клоните, Уолш? Что, в конце концов, происходит, черт вас подери?! Какой-то странный разговор!..
— Сэр, мы ведем с русскими серьезные переговоры по стратегическим наступательным вооружениям…
— Да, я читал об этом утром в «Уолл-стрит джорнэл», — буркнул директор ЦРУ, демонстративно отмахиваясь от сизых клубов сигарного дыма.
— Необходимо знать, с кем нам предстоит иметь дело в ближайшие семь-восемь лет. — Идеально выбритое лицо Уолша на глазах стало покрываться пунцовыми пятнами. — Необходимо знать также, будет ли Брежнев в состоянии решать эти вопросы самостоятельно, насколько реально влияние на него какого-то лица или лиц, и если да, то чье именно влияние окажется решающим и кто завтра будет наверху. От этого зависит наша стратегия переговоров с русскими по ракетным вооружениям. В противном же случае, сэр, жизнь по обе стороны океана превращается в одно бесконечное боевое дежурство и томительное ожидание итогов первого обмена ракетно-ядерными ударами. Как я себе это представляю, босс, речь идет о большой политике, стало быть, об очень больших деньгах. И мне бы не хотелось, чтобы главными советчиками президента в этих вопросах оказались ушлые парни из государственного департамента, а не наша фирма, сэр. Тем более что они давно уже стремятся играть на нашей половине, причем в ущерб своим непосредственным обязанностям…
Директор внимательно посмотрел на Уолша и задумался. В том, что говорил шеф оперативного управления ЦРУ, был определенный резон. Государственный департамент, деятельность которого по ряду важнейших внешнеполитических вопросов по сути дела граничила с работой зарубежных резидентур ЦРУ, с каждым днем становился все активнее. Были здесь и политические нюансы — до президентских выборов оставалось два года…
— Сэр, мы просчитали довольно запутанную, противоречивую картину, — Уолш коротко взглянул на директора, чувствуя, что в беседе наступил перелом. — Нам необходимо сделать верную ставку именно сегодня. В ближайшие год-два Брежнев будет уже не в состоянии полностью контролировать ситуацию. Это прекрасно понимают в Москве, но, к сожалению, недооценивают в Вашингтоне. Следовательно, вопрос его политического преемника превращается для нас в задачу колоссальной стратегической важности.
— Почему вы предлагаете сделать ставку именно на Андропова? — очень тихо спросил директор ЦРУ. — Чем умнее твой враг, тем сложнее его обуздать. А этот господин умен, черт бы его подрал. Вам мало неприятностей, которые он доставляет нам в последние десять лет?
— По многим причинам, сэр…
Уолш загасил наконец свою сигару и засунул в нагрудный карман пиджака пустой пластмассовый футляр. Директор знал, что врачи категорически запретили Уолшу курить — шеф оперативного управления ЦРУ страдал приступами стенокардии. И Уолш придумал хитрый маневр: он выторговал себе право курить только одну сигару в день и в качестве подтверждения неизменно использовал пустой футляр — дескать, вот моя дневная норма и доказательство, что я не лгу. Как и когда Уолш заполнял свой универсальный пластмассовый футляр новой сигарой, оставалось загадкой для всех окружающих.
— Я слушаю вас, Уолш.
— Основной аргумент в пользу такого выбора дают непосредственно почти все члены нынешнего Политбюро, готовые пойти на очень многое, да на что угодно, лишь бы не стать свидетелями момента, когда Андропов пересядет в брежневское кресло. И потом, сэр, Юрий Андропов — прагматик. Согласен: другом нашим он никогда не был и вряд ли станет. Но это единственный на мой взгляд человек в Москве, с которым можно будет вести переговоры. Он способен на компромисс, в достижении своих целей он оперируют реальными, конкретными категориями. Одним словом, сэр, он не фанатик, не зашоренный коммунист из числа тех крикунов, которые искренне верят в написанную для них галиматью. Любой другой вариант брежневского преемника — Гришин, Романов, Алиев, Черненко — будет равнозначен для нас катастрофе.
— Почему?
— Эти люди слишком повязаны на партноменклатуре, каждый из них поднимался по партийной лестнице, благодаря КОМУ-ТО. У них есть свои долги. То есть, поднявшись на самый верх, они должны будут платить по старым векселям. Следовательно, эти люди — заложники партаппарата, заложники армии и КГБ. И сидя с нами за столом переговоров, они в правой руке будут держать паркеровскую ручку с респектабельным золотым пером, а в левой, под столом, — дистанционный пульт для пуска межконтинентальных ракет. Их мозги, сэр, устроены очень странно: понятие «маневр» для них имеет только два значения — внутриполитическое и военное. Во внешней политике они оперируют сталинским принципом — «Все для фронта, все для победы!». Так что, рано или поздно чья-нибудь вельможная рука под столом обязательно нажмет на кнопку этого проклятого пульта.
— А на Андропова, по вашему, влиять не смогут, так, Уолш?
— Сэр, практически, этот человек сделал себя сам.
— О чем вы говорите, Уолш?! Андропов — выдвиженец сталинского периода.
— Да, но он каким-то непостижимым образом умудрился не только не остаться сталинистом, но даже сделать себе на этом политическую карьеру. Обратите внимание на его аттестации — не лизоблюд, не паркетный шаркун, самостоятелен, любит держаться в тени, не склонен к барству… Отто Куссинен — человек, запустивший Андропова на политическую орбиту Советов, — мертв. Если что и было не то в андроповской биографии, так это Куссинен унес с собой в могилу. И потом: Андропов — что вообще не характерно для постояльцев этого борделя на Старой площади — пользуется объективным уважением. Его ненавидят, его боятся, против него интригуют, но его ПРИЗНАЮТ, сэр. А объективное признание в этих кругах равносильно двум вещам: теоретически — скорому воцарению на престоле, а практически — еще более скорой смертью. От старости, нервного перенапряжения или скоротечной опухоли мозга. Для людей андроповского калибра просто не существуют таких понятий, как «пенсия» или «заслуженный отдых». Как правило, они заслуживают либо золотые звезды героев, либо пулю в затылок. Третьего не дано.