Кидалы в лампасах
Шрифт:
– В темноте всегда что-то есть, только вы, мужчины, этого не замечаете. – Катя помолчала немного, прислушиваясь к себе, и уверенно заявила: – У меня душа не на месте, Миша.
– Никто не знает, где место для этой самой души. Зато желудок, вот он, родимый. – Хват похлопал себя по плоскому животу и попытался сменить тему разговора. – А не попить ли нам чайку на прощание? Чем ты сегодня побалуешь добытчика? Халвой, пастилой?
Катя шутливый тон принять не смогла или не захотела.
– Я поеду с тобой, Миша.
Это был даже не шепот, а едва заметное движение губ, но на
– В кабине грузовика помещаются двое. – Для убедительности он растопырил два пальца. – Там жуткая тряска, водитель, как правило, знает не менее тысячи анекдотов, которыми потчует тебя на протяжении всего пути. Про евреев и гомиков, про наркоманов и неверных жен. Просто обхохочешься. – Хват скорчил кислую мину. – Особенно когда речь заходит про «новых русских».
– Я даже анекдоты про Штирлица готова слушать, лишь бы поехать с тобой, – сказала Катя.
– А про ментов? Ты знаешь, что такое анекдоты про ментов?.. Пьяный милиционер не может открыть кильку в томате, орет: «Откройте, милиция!»… Мусоропровод – это проводы милиционера на пенсию… Преследуя преступника, сержант Полищук выстрелил в воздух, но не попал…
– Прекрати! Мне не до анекдотов.
– Водителя такими просьбами не проймешь, – заверил Хват сестру. – Он расскажет тебе все, что знает про ментов и Чапаева, а потом включит «Радио шансон» и начнет подпевать во всю глотку… «Мама-мама-мама, вот какая драма, поутру нас снова замели… Милая мамаша, жизнь-копейка наша, увезли меня на край земли…» – Прохрипев эти строчки, Хват сокрушенно вздохнул. – Через полчаса ты уже чувствуешь себя каким-то шелудивым уркой в автозаке, а через час начинаешь мечтать совершить побег. Некоторые просто выбрасываются из грузовиков на ходу, честное слово.
Катя с сомнением поглядела на веселящегося брата:
– Что-то ты расходился не в меру. Ой, чует мое сердце, что добром твоя командировка не кончится…
Ее голос был по-прежнему тих, но она слабо улыбнулась, и Хват поспешил закрепить успех, перебив сестру на полуслове.
– Мое сердце тоже кое-что чувствует, – бодро воскликнул он. – Придется мне отправляться в путь-дорогу несолоно хлебавши. Скажи, ты этого добиваешься?
– Ну Мишенька, пожалуйста, ну что тебе стоит, – взмолилась Катя, совсем как в детстве, когда уговаривала брата исполнить свой каприз.
– Не канючь, – строго сказал Хват. – Вот вернусь, тогда съездим куда-нибудь вместе. Хочешь?
– Куда? – ее глаза загорелись.
– Выяснением этого вопроса и займись в мое отсутствие. Обзвони туристические фирмы, выбери маршрут поэкзотичнее… Не Рио-де-Жанейро, но и не Судак.
– Нет, на море я не хочу.
– А куда же ты хочешь?
– В горы, – ответила Катя не задумываясь, после чего, совершенно по-детски, запрыгала на месте. – Ой, придумала! Давай поедем на Кавказ, а? Сто лет там не была, честное слово.
Хват отвернулся, запихивая в холодильник бутылку, которой почему-то долго, очень долго не находилось там места.
Вспомнился рейд вдоль грузинской границы, покинутый впопыхах лагерь боевиков. Как спецназовцы ни спешили, но все равно добрались
Обезглавленные трупы валялись на земле, их животы были вспороты, многим отсекли также конечности. Головы насадили на сучья сухого дерева, в стволе торчала старинная сабля, которой рубили пленников. Уцелели лишь две женщины, светловолосые, на свою беду. Их держали в одном из блиндажей, раздетых догола, чтобы сменяющие друг друга боевики не тратили времени даром. Когда их вытащили оттуда, они ничего не говорили, только выли страшными хриплыми голосами, слышать которые было невыносимо.
Давай поедем на Кавказ?
Непременно, сестренка, обязательно. Мы пройдем по всем тамошним чащам и ущельям, мы будем пить спирт с болотной водой вперемешку, будем жрать галеты и мокриц, будем спать как убитые и будем умирать наяву, а когда наш поход закончится, в горах не останется даже духа того зверья, которое именует себя воинством ислама. Вот тогда мы возьмем вас туда, милые женщины, но не раньше, нет, раньше никак нельзя. Мы сами пройдем по этим кругам ада, а вам ничего об этом не расскажем. Только не удивляйтесь потом, что лица наши носят печать нездешней угрюмости, и не корите нас за то, что слышите от нас по ночам скрежет зубовный, а не ласковые слова.
Давай поедем на Кавказ?
– В другой раз, – сказал сестре Хват. – А пока что давай посидим на дорожку. Если хочешь, можешь рассказать мне какой-нибудь увлекательнейший рецепт консервации кабачков. Или поведать мне о последних веяниях в мире высокой моды, где то линию талии завысят, то рукава укоротят, не соскучишься. Я даже готов выслушать историю развода любой из твоих подруг, на выбор.
– Но ты всегда терпеть не мог разговоров на подобные темы, – озадаченно воскликнула Катя.
– То было раньше, – подбодрил ее Хват. – Сегодня у меня начинается новая жизнь.
По пути на военный аэродром молчали. Водитель с совершенно деревянным на вид затылком крутил баранку, ни разу не взглянув на своих пассажиров. Генерал Конягин и отставной капитан Хват не глядели друг на друга, притворяясь поглощенными созерцанием ночной столицы, полыхавшей рекламным пожаром.
Наполеон не сумел взять Москву, но почти два века спустя это сделали рекламные ковбои «Мальборо» и мифические обладатели «Харлей-Дэвидсонов». «По своему воздействию реклама сродни нейтронной бомбе, – решил Хват. – Люди испарились, исчезли, вместо них остались бездушные оболочки, потребляющие навязываемые им сигареты, кофе и чипсы. Они предпочитают жевать, а не говорить. Не случайно любимым выражением россиян сделалось словосочетание «как бы».