Киндер-сюрприз для декана
Шрифт:
Глава 26. Катя
– Кать, Кать…
Голос Аньки доносится будто сквозь плотную вату, забившую мне уши.
– А? – я осоловело моргаю, и смотрю на подружку будто после долгого нырка.
Сколько я вот так стояла и смотрела на свой дом? Обреченно, пусто, не смея даже сделать вдох. Судя по озабоченности сразу в двух лицах – Анькином и Вознесенского, гораздо дольше приемлемого.
И… Хочется постоять еще…
Кому-то помогают дома стены, а мне кажется – они упадут на меня,
Господи, кто-нибудь включите мне перемотку. Так, чтобы вот уже два года прошло и я готова весело рассмеяться, вспоминая сегодняшний день.
Жених у алтаря бросил! Боже, да, было же…
Я бы этого сейчас хотела, вместо того чтобы стоять, смотреть на собственный дом и не ощущать, как внутри нарастает тьма…
Когда на мои плечи ложатся тонкие легкие Анькины руки – я вздрагиваю, но отпускает почти сразу.
Это Капустина, всего лишь…
Когда по щеке бежит первая слеза – я смахиваю её нервным, бездумным движением. Когда бежит вторая – повторяю этот жест дерганее и резче. Когда волна беззастенчивых рыданий накрывает мир передо мной – шансов скрыть свою слабость ото всех совершенно не остается.
– Зайка, зайка… – Анька ворчит и прижимает меня к себе… – пошли они все нахрен.
– Пошли-и-и…
У меня нет сил ни на что, только стоять, цепляться в неё и захлебываться пустотой, которой резко стало много.
Нет, так нельзя…
Я собираюсь воедино, так же резко как и разлетелась вдребезги. Стираю влагу с мокрых щек безжалостным движением ладоней.
– Погнали отсюда, – задираю повыше подбородок, показывая Аньке что все у меня пучком.
– Куда это? – Анька заинтригованно приподнимает бровь.
– Заливать душевные раны, – растопыривая пальцы чашкой, я неровно пошатываюсь на каблуках.
– Ты уверена, что этого хочешь…
– Хочу! – категорично встряхиваю головой, – меня сегодня бросили, имею права.
– … ехать в бар, не переодевшись, – Анька насмешливо морщится и скептично скользит взглядом по пусть и не самому форматному, но все же – свадебному платью.
– Ах это… – Я критично, щурюсь глядя на подол, – ну да, конечно. Сначала надо залить его вином, а потом сжечь. Можно – на крыше машины Лисицына. Вон она стоит, как раз…
– Ладненько, – Анька кивает, принимая мой план, – тогда я сейчас вызову такси.
– Неа, не вызываешь, – лениво возникает из-за её плеча Вознесенский.
Нельзя вот так просто взять и выступить против двоих сплоченных вокруг одной трагедии девиц, и не выгрести положенной тебе реакии.
Сила двух концентрированных ядовитых взглядов такова, что господин Вознесенский аж делает шаг назад, задирая в капитулирующем жесте руки.
– Побойтесь бога, дамы. Можно подумать, я лег костьми поперек вашего пути в ближайший приличный бар.
– А разве нет, – воинственно интересуюсь я, скрещивая руки на груди.
Впрочем, с наглого адвокатишки все стекает, как с гуся вода.
– Совершенно нет, Катерина, – всей своей нахальной мордой демонстрируя оскорбленное самолюбие отбивается Максим, – но как твой старый друг и любящий муж моей жены, я не могу отпустить тебя в таком состоянии с непонятными таксистами. Если ты найдешь на свои нижние девяносто нехорошие приключения, кто напишет Снежке новый томик Степы Нахлобучко? К тому же, зачем тебе какой-то там таксист? Моя машина как раз до утра арендована.
– Ты не мой старый друг, – парирую я пожалуй к единственному возможному аргументу в его речи.
– Дорогая, – снисходительно покачивает головой Максим, – Снежик уже полтора года рассказывает, как принимала на нашей фазенде будущее современного детектива, и даже вдохновляла на первые шаги на книжном поприще. Неужто ты посмеешь разбить ей сердце и будешь отрицать свою дружбу с нашей семьей?
С-с-сволочь…
Как вообще можно спорить с такими аргументами, если ты не конченая дрянь?
Я восхищенно смотрю на Максима, а он – как сытый довольный кот, руки на груди скрестил, ждет моей капитуляции.
– Боюсь представить, как ты своих врагов на судах размазываешь, – бурчу я.
– О-о-о, – в лице Максима проступает концентрированное, и такое непривычно хищное выражение, – да, Катерина, лучше тебе в мои враги не записываться. Другом я проще. Сижу на расстоянии, морали не читаю, волосы держу, если очень надо.
– Для этого у неё я есть вообще-то, – ревниво бурчит Капустина, но даже по её тону я слышу, что она скорее за мужское сопровождение, чем против.
Что ж…
Я критичным взглядом окидываю машину, из которой совсем недавно вылезла. По классике жанра, невеста-брошенка в компании ящика шампанского и стриптизера должна ехать по барам исключительно на лимузине, но разумеется, такой роскоши мне не полагается.
– Я надеюсь, люк на крыше открывается? – спрашиваю сдаваясь.
Увы мне, но нельзя так просто взять и найти ящик шампанского в первом ближайшем магазине вечером в пятницу. И наш боевой арсенал – три бутылки “Prosecco”. Будь мы в хорошем настроении этого было бы нам на двоих достаточно, чтобы осмелеть и начать испытывать на прочность собственные каблуки, но сегодня… Сегодня я в том состоянии, когда “только алкоголь на тебя зря тратить”, но тем отчаянней мои попытки напиться…
– Нет, нет, родная, абсент ты пить не будешь! – Капустина, вероломная Иуда в баре, следит, чтобы повышая градус я не брала на себя совсем уж неподъемных тяжестей. И моя уже пылающая стопка улетает в конец стойки, под нос какой-то кудрявой, тощей дамочке. И она не моргнув и глазом цапает её и опустошает.
– Эй! – я возмущаюсь, а Капустина, на диво дерзко встряхивает головой.
– Расстроенную свадьбу не заливают так грубо и вульгарно. Делай это изысканно, Катена, ты же знаешь правила игры.