КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ
Шрифт:
Черный сцепил зубы чтобы не взвыть в голос от злости и досады. Доигрался!
– Я оставлю знак, – мягко продолжила Айрин. – Я укажу время. Когда временная петля уйдет и уже не коснется тебя, и ты сможешь вернуться.
Но я знал – да и Черный тоже. – что это случится ой как не скоро.
Через века…
– Пусть,- упрямо произнес Черный, хотя глаза его уже тонули в озерах слез. – Пусть. Но, хоть на краткое время, я еще здесь задержусь!
*****************************************
Ночью я спал беспокойно.
Шумели джунгли – а мне слышался
Но одеяло в моих руках таяло, исчезало, и я просыпался – снова на каменной площадке, у зеленой стены, и над головой проплывали туманные далекие созвездия. Чужие созвездия – я, в полудреме, с удивлением понял, что ни разу не видел этого сочетания звезд, и тени чужих спутников скользили по темному небе на фоне яркого соседа – гигантской золотистой планеты, опоясанной рваным кружевом алых полос.
И мир, как живое разумное существо, сел у моего изголовья, склонился над моей замутненной головой и начал нашептывать в уши разными голосами. И мне казалось, что надо мной склоняются все время разные люди. То задумчивая женщина поглаживала мою голову, глядя на бледно-золотистый диск гигантской планеты, то девчонка, обхватив коленки, таинственно шептала мне, словно поведывала какую-то свою тайну, то старик – древний, хрупкий, как ночной свет, – жаловался, и в глазах стояло страдание.
Я был в городе – в том самом городе, который видел сначала мертвым, а потом – заросшим буйной зеленью.
Но город был жив. Пока.
– Спешно эвакуировали людей, – рассказывала женщина. – Сначала мы еще смеялись, мол что с нами может произойти, но по всем телеканалам передавали одну и ту же картинку – жуткие новые «луны», тонкие серпы выглядывающих из-за гиганта-соседа планет. Раньше – это знал любой ребенок, – увидеть их было невозможно, а гигант-сосед был не так пугающе огромен. И даже на большом экране мы видели, что наша планета еле-еле разошлась с ним в мировом пространстве.
Почему она изменила орбиту? И чем нам это грозит? Сильно похолодает? Но ученые заверяли, что на Одине усиливается активность, и вечная зима нам не грозит, однако…
Однако даже на большой площади громадный экран показывал пугающую черноту, куда все глубже и глубже погружались мы, и яркие ободки любопытных столпившихся планет были похожи на наточенные до блеска узкие серпы, а гигант-сосед, к которому мы приблизились, был чудовищен, неповоротлив и мертв… и ужасная черная пустота, зовущая нас, завораживала, гипнотизировала сотни тысяч глаз, и шипение загадочного «ничего», куда мы мчались, словно доносилось оттуда.
– Дальше была спешка, суета, – бормотала девчонка, всхлипывая, словно в этом всемирном переполохе она потеряла любимую лаковую туфельку. – Укладывали вещи… Почему мужчины были в спешке отозваны? Не знаю… остальные на городском транспорте ехали в центр города. Я на остановке рассыпала яблоки, и двери полупустого автобуса закрылись у меня перед носом – некогда было ждать! Впрочем, вскоре подошел другой, но переполненный.
Билетов
Автобус мчался к центру; кажется он ехал не по своему маршруту – он просто выбирал наиболее свободное шоссе, в объезд главных магистралей, которые теперь, наверное, были забиты машинами, гудящими бесконечных пробках.
Районов, мимо которых мы проезжали, я ни разу не видела, а потому просто машинально любовалась ими – как-то вся эта паника обходила меня стороной, словно все, что происходило, было не настоящим.
А посмотреть было на что!
За мостом, по которому мы неслись, поднимались к небу дома, жилые дома нового района. Грубость, шероховатость стен соседствовала с прозрачностью гладких полей окон, окон размером два на пять! (пять – в ширину). За сверкающей красотой стекла были залы, настоящие дворцовые залы! Пятиэтажное здание в высоту было метров тридцать пять, не меньше!
– Да это настоящие дворцы! – бормотал старик, раскачиваясь, как маятник. – Вот бы мне такой дворец…
С малиновыми драпировками на все пятиметровое окно, с камином, с ковром на полу, вымощенному изысканной плиткой. Дворец.
Странно думать о таком накануне катастрофы.
Серые дома, серые башенки – наверное, они казались серыми из-за тумана, который стремительно расползался внизу, словно догоняя автобус, – и я пожалел, что, возможно, никогда больше не увижу этого сказочного нового района, очаровавшего меня своей изысканной и богатой красотой… никто больше его не увидит, никто не ступит на блестящие полы и чья-то мечта останется не воплощенной в жизнь, и за этими огромными окнами никогда не будет ни драпировок, ни балов. Никогда…
Подул ветер; подул очень сильный ветер – мы не доехали до тоннеля всего метров пятьдесят, когда водитель остановил автобус и велел всем бежать до него пешком. Мы вышли; водитель кидался на нас, гнал… мы побежали. И тут ветер рванул так, что дрогнула дорога под ногами, и печальным звоном отозвался потонувший в тумане новый квартал – посыпались его стекла, наверняка бронированные, которые не разбились бы и от града, и от взрывов праздничного салюта… и автобус, подхваченный ураганом, сметая перила на мосте, слетел вниз, под яростную дрожь и вибрацию атакуемой дороги. Ползком, на коленях, на четвереньках, пригибаясь низко к трясущемуся лихорадочно асфальту, мы продвигались к спасительному тоннелю. Потом наступил мрак.
– Потом мы шли куда-то, – говорила женщина, и гигант, погубивший её мир, её родину, клал на её лицо нежные золотистые блики. – Пришли в большое здание – зал, наверное, убежище. Кто-то объявил что скоро все войдут в Систему.
Потом, после всего этого, мы тупо приводили в порядок город. Зачем? Не знаю. Сказали, второго удара планета не перенесет. Я подметала осколки стекла и мусор в одном из новых дворцов, что накануне видела из окна автобуса и что так потряс мое воображение. Я мела, пыль тонко шуршала, а в проем огромного разбитого окна вливалось солнце.