Кингчесс
Шрифт:
— Я-то и не справлюсь? Я в огне не горел, все пустыни прошёл, без воды выжил, славу, деньги, всё имел, и я не смогу! Вы шутите, государь!
— А раз ты прошёл всё, что же тебя держит возле меня? Злата, серебра у тебя много, да, наверное, припрятано в укромных местах по всей земле. Тогда зачем ещё служишь мне, давно бы ушёл на покой, или тебе власти хочется? Власть, она почище денег к себе приманивает. Да и где власть, там и деньги завсегда будут!
— Что верно, то верно, — согласился с императором вполголоса Семён. — Да токмо меня не сама власть притягивает, али деньги. Слава больше всего
— Гм, не ожидал я от тебя такого ответа, всякое думал, но чтобы ради славы ты такое делал, то впервые слышу! Но и слава у тебя специфическая, разбойничья. Не каждому такой славы охота!
— А я и не все! На всех мне с высоты верблюда и на длину его плевка всё равно.
— То так. В каждой избушке свои погремушки. Но мои планы относительно тебя это не изменит, а наоборот, легче тебе будет выполнить задание мое, коли так. А сейчас пойдём за мной. Не всё можно и стенам моего дворца поведать. У всего есть уши, а людские сильнее всего. Пойдём за мной в лабораторию мою, там обо всём и поговорим. И чужих ушей, окромя наших, там нет. Да и стены там… совсем другие, — сказал и усмехнулся своим мыслям император.
Об этой, так сказать, лаборатории, Семён был наслышан. Немало людей туда заходило, а возвращалось в разы меньше, а и те, что возвращались, не всегда и года после того прожили. Не лаборатория то была, а тайное капище мёртвых Богов. Тех, о которых знал только Мамба, а остальные даже слыхом не слыхивали, и видеть не видели.
Что там ожидало, Семен не знал, да и знать не хотел. Не нужна императору была его гибель. Хотел бы, давно уже убил, аль замучил, это за Мамбой бы не заржавело.
Выйдя из палат дворца, они быстро подошли к подвалу, вход в который охраняли двое страхолюдных негроидов, с абсолютно равнодушными лицами, одетые в национальную одежду и вооружённые до зубов.
Внутри ожидаемо оказалось очень мрачно, но чисто. Нигде не скалились человеческие или звериные черепа, не лежали мумии и не свисали со стен скелеты. Освещение поддерживалось факелами, да чашами, в которых горело масло, источая странную смесь благовоний и травяной свежести, пропитавшей всё помещение.
Подвал был очень большим, и часть комнат в нём была закрыта дверями из чёрного дерева, а часть открыта. За одной из дверей Семён увидел лабораторный стол, усеянный множеством колб, реторт, перегонных кубов и прочих предметов самых прихотливых форм, значения которых он также не знал и не собирался ими интересоваться.
Наконец, пройдя через множество помещений, они попали в круглую комнату, в конце которой стоял нефритовый трон в виде змеи с человеческим лицом, стоящей на хвосте. Иоанн Тёмный, усевший на трон, взял в руки весьма интересный посох, с навершия которого скалилась в недоброй усмешке, словно живая, каменная змея, и произнёс.
— Тебе придётся дать мне здесь клятву, Семён Кнут, ибо из того дела, которое я тебе поручу, ты выйдешь либо мёртвым, либо ещё больше преданным мне, чем раньше. Права на ошибку у тебя нет, как нет его и у меня!
Факелы,
В его душе давно образовался лёд, а сам страх был неведом, слишком много грехов уже числилось за ним, так что он не сомневался, в случае смерти его душе будет положено гореть в аду, и, наверное, это будет происходить в самом мрачном уголке ада, если он, конечно, существует.
Но вот, где окажется император, ему было весьма интересно, наверняка, у императора было не меньше грехов, чем у него, а может быть, даже и больше, а то и ужаснее. Такому служить было не грех. Тьфу, прости Господи, за невольный каламбур. Да и интересно.
— Клятву дашь на своей крови!
Император вдруг сделал резкий жест скипетром с головой змеи, который сжимал в руке, и все горящие факелы мгновенно потухли, отчего комната погрузилась в непроницаемую черноту. Впервые в душе Семёна вяло шевельнулся иррациональный страх, но тут же снова затих, задавленный железной волей своего хозяина.
Хлоп, и яркое бело-зелёное пламя загорелось в пасти каменной змеи, скалившейся с императорского скипетра. Медленно обходя помещение, император прикасался клыками змеи, с которых словно стекало пламя, к незаметным вначале факелам, которые тут же загорались ярким и сильным пламенем, не чадя и не плюясь искрами.
Перед троном из темноты возникла небольшая яшмовая чаша и обсидиановый нож, которых ранее Кнут не видел. Но мало ли тайн было у императора. Простейший механизм многое бы объяснил посвящённому.
Между тем, император, обойдя комнату, где зажёг все факелы, расположенные вдоль стен, уселся снова на трон, который теперь был виден весь, вплоть до мельчайших узоров на нём, и произнёс.
— Время для клятвы настало! Ты можешь взять кинжал!
Семён подошёл к чаше и ухватил правой рукой кинжал, хищно посмотрев при этом на императора. Тот лишь со странной улыбкой смотрел на него, поглаживая кого-то на своих коленях.
Семён взглянул туда ещё раз и смог рассмотреть огромную африканскую кобру, плюющуюся ядом. Почувствовав на себе взгляд, кобра приподнялась, распушив капюшон, словно прицеливаясь и готовясь к нападению. О действии её ядовитого плевка Семён был наслышан, а потому быстро убрал взгляд и чиркнул вулканическим стеклом себе по ладони, тут же опустив её вниз над чашей. Густые, почти чёрные капли стали срываться с его руки, медленно капая в чашу.
— Достаточно. Теперь повторяй за мной. «Я, раб Божий, Семён Абламдовансович Кнут».
— Что? Кнут в шоке окаменел, никто не знал его настоящего отчества, даже он сам только догадывался о нём, отгоняя от себя детские воспоминания, смутные и неприглядные.
— Не застывай, а то крови много потеряешь, я о тебе знаю больше, чем ты сам о себе. Многие знания, многие печали, но положение обязывает. Продолжаем.
— «Клянусь молчать, даже если меня будут пытать или издеваться, как надо мной, так и над теми людьми, которые мне дороги. Клянусь служить всю жизнь и до конца».