Киносценарии и повести
Шрифт:
Вошла секретарша с подносиком.
– Знаете, Алина Евгеньевна, вы когда еще в первый раз должны были сюда прийти, послал ее, - кивнул белый полковник в секретаршину сторону, за пирожными. До сих пор искала.
Секретарша закраснелась и бросила злой взгляд исподлобья.
– Ну так что, понравился вам наш герой? Или как он теперь?
– ваш герой?
– продолжил полковник, когда секретарша вышла.
– Профессионализм! чутье! интуиция!
– это все вы, разумеется, ухватили с полвзгляда.
Алина потупилась.
– Позволю себе особо обратить ваше внимание на
"И далась ему эта нравственная чистота!" - молчала Алина.
– А то, видите ли, все у нас в прессе: сращивание правоохранительных органов с мафиозными структурами! коррупция! А я вот вам - на живом примере!
Полковник сделал значительную паузу. Алина подняла глаза, но, наткнувшись на твердый, немигающий взгляд, тут же снова и опустила.
– Вы, кажется, хотели что-то сказать? Вам показалось, что в реальном облике капитана нечто не соответствует набросанному мною несколькими штрихами идеальному портрету советского милиционера? Или нет? Все соответствует? Верю-верю. Ваша профессиональная наблюдательность не пропустила б ни одной подозрительной детальки. А ваша безупречная честность не позволила бы их скрыть, несмотря даже на личную симпатию или, возможно, и более глубокое чувство. Да вы пирожные-то ешьте. А то Валечка обидится: два месяца бегала, доставала!
Алина через силу откусила маленький кусочек.
– Ладно, вижу, что не расположены к разговору. От важного, должно быть, оторвал. Свободны, свободны. Если что вдруг - обращайтесь в любое время. Хоть ночью, хоть прямо домой, - и полковник протянул карточку с телефоном.
Алина встала и, так слова и не сказав и не прожевав угощения, вышла из кабинета.
Отодвинулась внутренняя какая-то портьерочка - бесшумно возник Шухрат Ибрагимович. Подошел к столу, запихал в рот пирожное, аппетитно задвигал челюстями.
– Прижать, - взглянул полковник в глаза московского гостя, - на раз расколется!
Шухрат Ибрагимович, не прекращая жевать, выразил сомнение головным качанием, а чуть позже, освободив артикуляционный аппарат, произнес:
– Такую пожалуй что не очень-то и прижмешь. Выбор делает. Понаблюдаем со вниманием. Может, и нам подскажет, как лучше себя повести. Выгоднее!
– и засунул в рот очередной образец искусства львовских кондитеров.
19. ОБЪЕДИНЕННЫЙ ШВЕЙЦАРСКИЙ БАНК
Чистенькие, словно пылесосом прососанные, а потом мыльной губкою промытые мостовые и тротуары; аккуратненькие домики - эдакие пряничные, из детских сказок; ухоженные, листик к листику, кусты и деревья; даже горы какие-то особенные, похожие на хорошо придуманную художником и великолепно выполненную в мастерской очень богатого театра декорацию, - Швейцария и на слайдах производила на Алину впечатление сильное, - новое, так сказать, время еще только-только, как мы уже упомянули, стучало в дверь, заграница еще оставалась покрытой флером недоступности и загадочности. Нет, Алина однажды ездила за рубеж, девочкою-подростком, с отцом, но то заграница была какая-то ненастоящая, менее даже настоящая, чем Прибалтика - Румыния: бедность, грязь,
Иван, богданов приятель, до сих пор не мог прийти в себя от недавней поездки и, тягая туда-назад рамку дешевенького диапроектора, пытался вернуться из обрыдлого отечественного быта в тот прекрасный эпизод жизни.
– Видите?! Видите?! Я как-то раз прямо не удержался: носовой платок накрутил на палец и по тротуару провел!
– Платок-то сохранил?
– с легкой, незлой иронией поинтересовался Мазепа.
– Не стираешь?
– Зря смеешься. Ты не способен такое даже представить! Вот клянусь не способен. Не потому, что воображение бедное, а просто ни один совок, там не побывавший, представить себе не может, что и такая, оказывается, бывает жизнь. К бензоколонке подъезжаешь - хоть бы запах какой! Для смеха! Случайная капелька упала на брюки - найти не смог куда! Фантастика!
– А я, значит, по-твоему, совок?
– задумчиво произнес Мазепа, в обнимку с Алиною устроившийся в низком, мягком, глубоком кресле, и, взяв с посверкивающего в неверных разноцветных отблесках диапроекции сервировочного столика четырехгранную бутылку, плеснул в стакан.
– Ты ж за рулем, Богдаша!
– по-супружески укорила Алина.
– Думаешь, мою тачку кто-нибудь в этом городе посмеет остановить?
– А в высшем смысле?
– В высшем?
– не понял Мазепа.
– Ну, - пояснила Алина, - в смысле уважения к закону, как таковому? В смысле dura lex!
Капитан взял алинину руку в свою и демонстративно повертел на изящном пальчике бриллиантовое колечко.
– Правы вы, Иван, правы!
– вздохнула Алина.
– Все мы тут - совки! Типичные!
То ли положение хозяина обязывало отвлекать гостей от неприятных разговоров, то ли просто ни за что не хотелось ему возвращаться в окружающую реальность, только Иван пропустил перепалку мимо ушей и привлек внимание гостей к очередному изображению, придав голосу некоторую таинственность, а фразе - интонацию намека:
– А вот это вот как раз - Объединенный Швейцарский Банк.
– Тот самый, в котором у меня не лежит ни франка, ты это имеешь в виду?
– Богдан!
– зашипел Иван и, повертев у виска указательным, скосился на Алину, добавил громко и выразительно.
– Тот самый, в котором ни у кого из нас не лежит ни франка!
– Ой!
– изобразил капитан на лице, что крупно вляпался, и прикрыл рот обеими ладонями сразу, - изобразил так натурально, что, не лукавый мгновенный взгляд на Алину, - можно было и поверить.
– Ладно, пора, - встал из кресла.
– На свадьбу-то придешь?
– Чего это вы?
– зажег свет хозяин.
– Не интересно?
– кивнул на экран.
– Или обиделись? У меня еще две коробки!
– Сам же сказал: нам там не жить! Не выделывайтесь, девушки: слушайте полонез Огинского, - отозвался Мазепа и, обняв Алину, направился к выходу.
– Да и некогда, - развел руками у самой двери.
– Пиф-паф ой-ой-ой!..
20. ГОЛИАФ И ДАВИД: СВЯЗЬ ЧЕРЕЗ УОКИ-ТОКИ
"Шевроле не Шевроле" едва успел остановить отъезжающую "Оку" тревожным сосом мигающих фар. Алина затормозила, высунулась в окошко.