Кинжал в постели
Шрифт:
– Позавчера вечером я находился в доме Алики Верещагиной. Потом мне позвонила Жанна Стрельникова…
– Кто это? – принялся он терзать черными глазищами боголюбовскую переносицу.
– Это жена моего друга и компаньон в одном лице.
– Чей компаньон? Друга?
– Почему друга? Мой компаньон! У меня, конечно, не половина доли, но кое-что в их бизнесе имеется.
Он должен был об этом упомянуть, хотя и понимал, что ему это не зачтется, а как раз наоборот. Мотив налицо! Явился после освобождения требовать свои деньги. Жанна отказала и…
И он
Сказать он был обязан, они все равно узнают. А узнав, прицепятся, почему не сказал.
– Ага! У вас, стало быть, общий бизнес?! – удивился Воскобойников.
И тут же вспомнил обильно потеющего мужа погибшей. Пот лил с того просто ручьем. Он без конца менял носовые платки, трясся, как судорожный, и плохо соображал, что говорить. С ним разговора у Олега не получилось. Он решил отложить на несколько дней. Но за одно был новоиспеченному вдовцу благодарен: тот назвал ему подозреваемого. Четко, без запинки.
– У вас, стало быть, общий бизнес, – произнес он вторично и неожиданно задумался.
А ведь у этой семейки куда больше было причин избавиться от Боголюбова, нежели у него. Он им мешал, он мог потребовать не выплачиваемые столько лет дивиденды. Может, муженек-то соврал, заявив, что видел, как его жена разговаривала у окна с Боголюбовым?
– Ну, общим его назвать сложно, – Сергей покачал головой. – Я только деньги вложил, причем не очень много. Идея была моя. Бизнес-план был мною составлен. И все на этом! Я сел. Раскручивались они одни. Поэтому я как бы и не претендовал. И когда Жанна позвонила, чтобы переговорить, я сильно удивился.
– Как благородно! – скривил вялые губы Воскобойников.
И неожиданно почувствовал еще большее смятение. Он вдруг понял, что Боголюбов ему не противен. Ведет себя достойно. Не юлит, не заискивает, не сучит ножками от страха. Он-то поначалу ждал этого, желал торжествовать. Когда не вышло, разозлился. А теперь…
– Благородно или нет, но я порвал со своим прошлым. Ребята были частью его. И мои копейки… Плевать мне, понимаете? Деньги – это всего лишь деньги, не более. На них не вернешь мне сына, жену. Не купишь бессмертия и прощения. Дерьмо это все, начальник.
Вот тут Воскобойников с ним был согласен. Более того, считал, что удача даже в мелочах, уважение, успех у женщин гораздо более ценны, нежели счета в банках. Можно купить заинтересованность в себе, но никак не все остальное. Нежность, любовь, а страстный искренний шепот в тишине спальни! Разве это покупается?
– Итак, она позвонила, переговорили, гм-мм. – Неожиданно запершило в горле, и он раскашлялся.
Кашлял он всегда, когда начинал волноваться, это с детства. Случалось это крайне редко. Все больше кашлял, когда мамино здоровье тревожило. Сейчас-то что?!
– Нет, неправильно. Она позвонила и пригласила к себе в офис. Говорили уже там, – поправил его Боголюбов.
Ему хотелось вдарить начальника между лопатками, чтобы тот перестал кашлять и краснеть.
– О чем говорили?
Воскобойников
– Ну… О многом. Она спрашивала, как дела? Я вкратце обрисовал…
Боголюбов хмыкнул, вспомнив, как Жанка жадно осматривала его лицо, плечи, грудь. Как томно без конца вздыхала и жаловалась на Мишку, заделавшегося таким кобелем, что сил просто больше нет терпеть. Она и не слушала его почти. Все больше говорила. Сначала про деньги, которые они ему должны. И она могла бы все это устроить без проблем, да боится, что Мишка помешает. С какой стати ему мешать, удивился тогда Боголюбов, они же всегда прекрасно ладили. Жанка тут же обвинила мужа в скопидомстве. И намекнула, что Мишка выплачивать ему его деньги не поторопится.
«Так и знай!» – поиграла она бровями и наградила таким многозначительным взглядом, что Боголюбов не знал, что и думать.
Складывалось такое ощущение, что она с ним заигрывает! Сделалось противно. А потом сделалось противно от других ее слов.
– Что же она такого неприятного вам сказала? – Оживился Воскобойников, которому он рассказал только про деньги.
– Ну… Что в городе есть человек, который мечтает увидеть меня в гробу.
– Ух ты! И имя назвала этого человека?
– А как же! Это, говорит, брат убиенного мною. Кажется, его зовут Максим, – пожал плечами Боголюбов.
– Ух ты! А откуда у нее такая информация? Он что же, объявление в газету давал? – хмыкнул недоверчиво Воскобойников.
История переставала ему нравиться. Все запутывалось, а он этого не любил. Баба мертва, ее теперь не спросишь, зачем она вызвала к себе потенциального кредитора. Нового фигуранта обозначила. Зачем?! И самое главное, морда у Боголюбова не расцарапана! И руки целы. Может, они чем-то занялись непотребным, а? Прямо в кабинете, дождавшись, когда ее супруг отчалит? Может, на спине у него отметины?
Он разнервничался еще сильнее, и тут же спазм перехватил дыхание, вызвав новый приступ кашля. Что ты будешь делать!
– Не знаю точно. Жанна что-то говорила про подругу, которая узнала мой номер телефона у моего соседа. Она будто бы через кого-то узнала. Честно, начальник? Я плохо слушал. Я все больше осматривался, восхищался даже. За семь лет, что я бездельничал, ребята круто поднялись. Молодцы! – закончил Сергей не без восхищения.
– И тебя даже не интересовало, что кто-то жаждет тебе отомстить? – не поверил Воскобойников.
– Я предполагал, что желающие будут. И что?
– Вы поговорили, что дальше?
– Дальше я ушел. Где-то около девяти. Поехал домой. Потом мне Алика позвонила. Все.
– Кто может подтвердить, во сколько ты покинул офис своих друзей?
– Охранник. Он меня и выпускал. И хочу добавить, что, когда я уходил, Жанка была живее всех живых. Это точно. – Он вытянул вперед руки в наручниках. – Может, освободите?
– Никак нет! – испуганно отпрянул Воскобойников. – Я вынужден задержать тебя на семьдесят два часа.