Киреевы
Шрифт:
…В парткоме Наташе сказали:
— Подождите с заявлением в военкомат, вы пока нужны на заводе.
Дома Сергей Александрович встретил ее ласковым упреком:
— Где ты пропадала? Я уже начал беспокоиться за тебя.
Вскоре вернулся и Виктор. Он был возбужден.
— Тася хочет ехать на фронт, а ее мать рвет и мечет. Даже ко мне за помощью обратилась. Тоже, нашла «помощника».
— Я устрою Тасю на курсы сестер, а потом мы вместе поедем на фронт, — пообещала Наташа.
Вечером Виктор уезжал в свою часть. Прощаясь с ним, Наташа подумала: когда-то она снова увидит брата? Тяжелый ком стоял в горле.
Виктор попросил сестру:
— Береги себя, Наташа, у тебя сын растет. Тасю поддержи, она ведь слабенькая! Увидишь наших, поцелуй их всех за меня крепко-крепко и скажи маме: защитим!
Надолго запомнила Наташа его глаза: обычно слегка насмешливые, на этот раз они теплились ласковой заботой.
Наташа теперь работала и в заводской поликлинике и в госпитале. Степу пришлось передать целиком на попечение Марфы Игнатьевны. Прекратились счастливые утренние прогулки по парку. Наташа уходила, когда ребенок еще спал, и возвращалась, когда в детской было темно и тихо.
Иногда ей удавалось зайти домой днем и застать сына, осторожно переступающего с ноги на ногу около собственной кроватки. Сколько было радости! Она обнимала и целовала сына до тех пор, пока тот начинал отбиваться от слишком горячих материнских ласк.
— Погоди, мой маленький, кончится война, снова заживем мы с тобой, — шептала Наташа и снова без конца целовала мальчика.
Свое обещание Виктору Наташа выполнила. Тася училась на курсах медсестер. Встречались они почти ежедневно, обычно поздно вечером. Сначала Наташа звала к себе Тасю ради брата. Но скоро и сама привязалась к ней: велико было обаяние Тасиной душевной чистоты.
Хрупкая Тася работала много. После службы и домашних дел она спешила на свои курсы. Нередко по ночам дежурила у постели больных и с каждым днем становилась бледнее.
Однажды, зайдя за Тасей на ее квартиру, Наташа оказалась невольной свидетельницей такой сцены. Тасина мать, невысокая, но плечистая, здоровая женщина с маленькими глазками на полном лице, стояла посреди комнаты подбоченившись и кричала на наклонившуюся над учебником девушку:
— Что ты себя, дура безмозглая, портишь? Красоту потерять захотела? От книжек да дежурств, как щепка, стала, кому такая нужна будешь?! Нечего тебе по госпиталям шляться. И так жениха найдем!
Наташа до такой степени растерялась, что не успела уйти незамеченной.
Дарья Васильевна, увидев Наташу, сразу переменила тон и сладким, лебезящим голосом стала упрашивать помочь ей уговорить Тасеньку, чтобы не губила она себя книжками да работой непосильной. Вон какая худенькая да бледненькая стала. Лица на ней нет!
Наташе стало противно. Ей захотелось крикнуть что-нибудь резкое и обидное этой недоброй и неумной женщине. Но она сдержалась, ведь это была все-таки Тасина мать.
— Тасе надо меньше сидеть дома. Тогда она скорей поправится. Я пришла за ней, — сказала Наташа спокойным ровным голосом, хотя все в ней кипело от возмущения.
Дарья Васильевна угодливо закивала головой:
— Спасибо вам, Наташенька, что дочку мою не забываете.
— Идем, Тася, — властно сказала Наташа.
В этот день она нескоро отпустила девушку домой…
Часто Наташа, едва добравшись до кровати, засыпала крепким сном. Но иногда, проснувшись ночью, она лежала с открытыми глазами и беспокойно думала о своих:
«Мама бедная переживает за всех: за детей, маленьких и больших, и за папу. А где теперь Чернышев — ее отец? Как больно, что опять отодвинулась встреча. Их разделяет огромное пространство. Когда же, наконец, они увидятся?»
С вспыхнувшей нежностью думает Наташа о Степане Дмитриевиче. «Одобрил бы он ее? А Киреев, — тут же ревниво перебивает себя Наташа, — что сказал бы?»
Она придирчиво проверяет свои действия. Ей кажется отец… они оба… должны быть довольны. Все-таки ей удалось стать нужным человеком и на заводе и в госпитале.
…Завод жил напряженной жизнью. Программа не уменьшалась: моторы продолжали строить и выпускать, несмотря на то, что агрегаты и даже целые цеха становились «на колеса». Когда ушли на восток первые эшелоны, работать стало еще труднее. Директор Белов и парторг ЦК Доронин почти не выходили с завода, и каждое их слово было равносильно приказу, который выполнялся безоговорочно. Владимир Федорович похудел, почернел, стал раздражителен. Рабочие также все чаще оставались в цехах на вторую смену.
Однако рабочих рук явно не хватало. Директор, начальники цехов ежедневно комбинировали: перебрасывали людей с одного участка на другой, более важный в данный момент.
Доронин поручил Глинской привлечь на завод учащуюся молодежь. В городе у Наташи было много знакомых девушек, к ним она и обратилась.
Через несколько дней две новые молодежные бригады пришли в цехи завода получать рабочую квалификацию.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Москва постепенно пустела. Ежедневно с ее вокзалов поезда увозили на восток и запад тысячи людей.
На восток направлялись заводы, учреждения и жители столицы, на запад спешили воинские эшелоны.
С подмосковных аэродромов днем и ночью поднимались самолеты, нагруженные бомбами. Изредка с этих же аэродромов уходили курсом «ост» пассажирские машины. Но и на них, рядом с чемоданами и корзинами, стояли пулеметы, и стрелки с напряженными лицами всматривались в небо — нет ли там невидимого еще врага. В течение всего пути до Урала они заботливо охраняли жизнь женщин и детей, эвакуируемых вглубь страны.
Николай Николаевич и Андрей возвратились с аэродрома домой. Настроение у них было невеселое. Они только что проводили Марию Михайловну, Катерину, Юрика и Верочку в далекий сибирский город.