Киреевы
Шрифт:
— Марийка, береги нашу девочку.
Эти слова и сейчас звучат у меня в ушах. Я думала, мое сердце не выдержит, когда Степана увели…
Ждала его возвращения почти без надежды. Но когда мне сообщили, что мужа расстреляли вместе с его товарищами по революционному подполью, я была близка к сумасшествию… Думала только о смерти… Спасла меня ты, Наташа! Оставить тебя одну я не могла. Это значило бы не выполнить последний завет Степана. Встала забота о куске хлеба… Пришлось поселиться в городе.
Нелегко было получить работу. Только я уже была не той прежней девочкой, слабой духом. Степан научил меня стойко переносить испытания, не трусить, добиваться.
Наташа крепче прижалась к матери, боясь проронить хоть одно слово.
— Тосковала я очень, — продолжала Мария Михайловна, — хорошо, что работать приходилось много. Когда познакомилась с Киреевым, не думала, что отец твой жив. Ведь Степан все время был со мной: в сердце, в мыслях… Киреев знал о Степане и всегда им восхищался, но не хотел, чтобы ты хоть на мгновение почувствовала себя сиротой. Никто не мог даже предполагать, что расстрелянного спасут. Степан искал нас. И только теперь, девятнадцать лет спустя, нашел.
— Мама! — вырвалось у Наташи, — а почему же он не захотел меня видеть? Не остался с нами?
— Это не в его власти. Он был обязан завтра же быть на московском аэродроме: там его ждал самолет. Твой отец дипломат, работает за границей. Он должен был уехать в тот же день. Поэтому-то мы с ним и решили не говорить тебе сразу… подготовить постепенно. Но какой-то гаденький человечишко, каким-то путем узнав нашу семейную тайну и извратив ее, написал донос.
Наташа слушала как завороженная. Так, значит, это правда: Чернышев ее родной отец… Она ведь давно любит его, преклоняется перед ним. А Киреев? Он дал ей столько ласки. Разве может она не считать его отцом, дорогим и любимым?
Наташа крепко прижалась к матери.
— А теперь поговорим о тебе, моя девочка, — тихо сказала Мария Михайловна. Она вспомнила тяжелые дни в больнице, когда Наташа лежала без сознания, заботы инженера Глинского.
— Настоящие друзья познаются в беде. Это старинная и мудрая поговорка. А как Сергей Александрович любит тебя! — не выдержала Мария Михайловна. — Когда я узнала о несчастье с тобой, голову потеряла от страха за тебя, а все же его лицо не могла не запомнить.
— Он хороший… — протянула Наташа, но ее мысли были заняты другим: она думала о своем, только что найденном отце. Когда она увидит его? Что принесет эта встреча?
Дождь за окном продолжался, в углах кабинета притаился вечерний сумрак.
Зато другой стала Мария Михайловна. Словно смыли с нее усталость, заботу и печаль. С бесконечной нежностью смотрела она на задумчивое лицо дочери.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Летом городской парк особенно хорош ранним утром, когда южное солнце еще не жжет, а ласкает. Лучи его весело скользят по деревьям, по густой зеленой траве, и в каждой капле непросохшей росы загораются разноцветные огни.
В этот тихий утренний час на боковой аллее появилась молодая женщина в легком светлом платье, она везла низенькую белую коляску. Румяный малыш беспричинно весело смеялся и все пытался привстать в коляске. Улыбаясь, мать наблюдала за его забавными, неловкими движениями, а глаза ее все же оставались задумчивыми. Но вот в них вспыхнуло задорное выражение, и мгновенно лицо изменилось, стало совсем таким, как когда-то у юной студентки Наташи Киреевой.
Уже около двух лет прошло с тех пор, как Наташа вышла замуж за инженера Глинского. Она похорошела, ее прежнюю угловатую девическую стремительность сменила мягкая плавность движений.
Казалось, Наташа счастлива. Жизнь как полная чаша: любящий муж, здоровый ребенок, интересная работа… Но даже в юности она не знала таких противоречий и сомнений, как сейчас. Тогда Наташе не раз казалось: стоит она на берегу и вот-вот отправится в путь, уплывет в далекие неведомые страны. Как много интересного можно встретить в житейском океане…
«Теперь все это в прошлом», — думала Наташа.
Ей становилось грустно. Словно ее обманули, захлопнули дверь в заманчивое будущее.
Глухое чувство неудовлетворенности редко покидало Наташу. Иногда она задавала себе вопрос: как могло случиться, что Сергей стал ее мужем?
Это произошло неожиданно. И не только для окружающих, но и для самой Наташи. Не думала она, что после памятной прогулки на машине, Сергей Александрович рискнет когда-нибудь повторить свое предложение. Тем более он совсем изменил тон, держался по-товарищески, просто. Мария Михайловна, с благодарностью вспоминавшая моральную поддержку, оказанную ей во время Наташиной болезни, принимала Глинского радушно. Ее подкупало то, что он так любит Наташу. Нравилась ей также его выдержка. Сколько раз Виктор непростительно дерзил инженеру, но тот ни разу не повысил тона, оставался по-прежнему спокойным и любезным. Сама того не замечая, Мария Михайловна постоянно внушала дочери, что чувство Глинского глубоко и сильно.
Однажды вечером, провожая Наташу из института, Сергей Александрович, волнуясь, искренне и просто сказал:
— Согласитесь быть моей женой, Наташа. Никогда не знал я любви и ласки и никогда не узнаю настоящего счастья, если вас не будет со мной… Наташа, — быстро добавил он, — не отвечайте мне «нет». Подумайте. Моя любовь дает мне право на надежду. Не отнимайте ее у меня.
Он крепко пожал руку растерявшейся девушке и ушел так стремительно, что, казалось, слился с густыми сумерками.
Вернувшись домой, Наташа все рассказала матери.
— Что ты мне скажешь? — тревожно спросила она.
— Пусть тебе подскажет сердце, — ответила Мария Михайловна.
Николая Николаевича не было, он еще не вернулся с Дальнего Востока. Наташа хотела было написать ему письмо, потом раздумала: «Письмо — это не разговор по душам».
Сергей Александрович продолжал бывать у Киреевых. Он больше не говорил Наташе о своей любви. Но каждое его движение, каждое слово подчеркивало глубину и силу неразделенного чувства.