Киреевы
Шрифт:
— Верно, сестренка! — поддержал Виктор. — Вот и Марина… — он кивнул головой в сторону своей одноклассницы, — решила стать передовиком сельского хозяйства. Она в Тимирязевку поступает, там пять лет учиться будет, а со мной уже договаривается, чтобы я, когда буду командиром, своих ребят-танкистов отпустил к ней в колхоз на уборочную кампанию. При этом заказывает мне такие танки, которые работали бы на поле лучше челябинских тракторов.
— И ничего здесь особенного нет, — решительно заявила Марина. — . Я уверена, к тому времени, когда стану агрономом, так оно и будет. Это — во-первых. А во-вторых, я всегда говорила и сейчас опять повторяю: мы, товарищи по школе, где бы ни учились, где бы ни работали, должны помогать друг другу. Тогда мы и дружбу не потеряем, а главное, больше пользы принесем.
— Браво! Браво! — закричали все. Марии Михайловне хотелось расцеловать Марину, но она боялась смутить девушку.
Соня, преодолев свою обычную застенчивость, доказывала Глинскому преимущество гуманитарных вузов над техническими. Тот снисходительно поддразнивал хорошенькую девочку, уверяя, что для женщин важнее всех наук умение хорошо и экономно вести хозяйство.
Соня сердилась, называла Глинского отсталым эгоистом и просила Андрея поддержать ее.
Андрей в разговор не вмешивался, сидел безразличный ко всему, опустошенный. Соня была привлекательна своей непосредственностью и девической прелестью. Он видел, как она тянется к нему. Это было и приятно и тяжело в одно и то же время. Один раз Андрей поймал внимательный взгляд Наташи, и тогда вспыхнула надежда. Вспыхнула и погасла. Наташа заговорила с Глинским, и Андрею показалось, что на лице у девушки появилось особенное выражение: кротости и покорности. Точно такое же выражение он заметил у Сони, когда она смотрела на него, Андрея…
— Вам нравится инженер Глинский? — неожиданно для самого себя спросил он Соню.
Та неуверенно покачала головой.
— Сама не знаю…
— А я хочу, чтобы он вам не нравился, — властно сказал Андрей и заглянул в ее счастливые и растерянные глаза.
«Зачем я это делаю? — тут же опомнился он. — К чему морочу голову хорошей девочке…»
Но что-то сильнее разума и воли заставило его положить свою руку на пальцы Сони и повторить:
— Так вам нравится Глинский?
— Да нет же, совсем не нравится, — почему-то шепотом ответила Соня.
Эта фраза прозвучала так по-детски трогательно, что Андрей не удержался и пожал маленькую руку.
Если бы на месте этой черноглазой девочки была Наташа, он был бы счастлив.
Напротив сидели Виктор и Светлана. Они все время Дурачились, показывая друг другу какие-то необыкновенные фокусы. Рядом Марина вполголоса напевала песенку из кинофильма. Другие продолжали спор о будущих профессиях.
«Какой же я старый», — с тоской подумал Андрей. Ему вдруг остро захотелось одиночества, тишины и покоя.
— Извините меня, Соня, — обратился он к своей соседке, — я вынужден оставить вас. Мне необходимо проверить чертежи к утреннему заседанию. Я постараюсь вернуться как можно скорее.
«Во всем виноват я сам, — думал Андрей, сидя за письменным столом Николая Николаевича. — Полюбив Наташу, я всю свою волю направил на то, чтобы она не догадалась о моем чувстве, не заподозрила, что перестала быть для меня только младшей сестренкой. В душе я надеялся и ждал, но ничего не сделал, чтобы добиться взаимности. И вот результат. Что же теперь? Бороться за Наташу? Попытаться отнять ее у Глинского? Не поздно ли?»
…Неярко светила настольная лампа под зеленым абажуром. Стол большой, удобный — можно спокойно работать до утра. Но голова горела. Мысли лихорадочно бились:
«Неужели все потеряно? Почему я так верил, что она полюбит меня? Как я буду жить без нее?»
Ему хотелось громко закричать от боли. Его взгляд упал на широкий кожаный диван. Катерина заранее, на всякий случай, приготовила ему постель. Как часто приходилось ночевать в этом кабинете, ведь он здесь свой. Андрей подумал об этом с горькой иронией.
Он прошелся по комнате. Голоса и смех раздражали. С трудом заставил себя вернуться в столовую и тихонько попрощаться с Соней: не хотелось ее обижать. Свой уход с вечеринки Родченко объяснил тем, что работа оказалась сложной и займет у него время до утра.
Заперев дверь кабинета изнутри, он быстро разделся и лег, но не мог уснуть. Из столовой все время доносился слабый шум, напоминавший ему далекий морской прибой.
Веселились до утра. Только одна Соня тихонько ушла домой — ей больше не хотелось оставаться в шумной компании.
Сергею Александровичу показалось, что не только Соня тянется к Андрею. Вот Родченко покинул вечеринку, и Наташа как будто погрустнела, стала рассеянная. Думает о чем-то своем… О чем? Разгадать ее девичьи думы? Не так-то это просто. Да и некогда гадать. Надо действовать. Пора решиться. Заставить ее пережить сомнения, тревогу, обиду… и во-время подать руку помощи…
Глинский ушел одним из последних, любезно попрощавшись и с хозяевами, и с гостями.
Виктор так и не успел поговорить с Наташей об Андрее. До отхода поезда оставалось мало времени. Надо было повидаться с Тасей. Страшно даже подумать, что он теперь долго не увидит ее.
…Наташа, проводив гостей, приняла холодный душ, выпила стакан кофе. Пора было идти в институт.
В передней она столкнулась с Родченко.
— Здравствуй, Андрей! Ты ночевал у нас, а я и не знала.
— Пока вы пели да плясали, я великолепно выспался, — поддразнил Родченко. Ему было немного стыдно за свое ночное настроение.
— Пойдем вместе? — предложил он Наташе. — Ведь нам по пути.
Дорогой они болтали о разных пустяках. Прощаясь с девушкой около подъезда института, Андрей задержал ее руку.
— Мы с тобой давно не были в театре, хочешь посмотрим сегодня «Маскарад»?
— Какой ты молодец, Андрей! — обрадовалась Наташа. — Как хорошо придумал! Я с удовольствием пойду в театр.
Договорились, что в половине восьмого Родченко зайдет за ней домой.
Наташа была оживленная, радостная. На ее лице нельзя было найти следов усталости.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Андрей весь день думал о предстоящей встрече с Наташей. Его радовало, что она сразу и очень охотно согласилась пойти с ним в театр. Вчера ему просто показалось, что она увлечена Глинским. Наташа молода, сердце ее еще спит. И Андрей решил сегодня же вечером все сказать Наташе.