Киреевы
Шрифт:
— Вы ошибаетесь. Я, к сожалению, не врач, и при всем моем желании не сумею вам быть полезным.
— Не спешите с выводами, — сказал Федор Алексеевич. — Помощь нужна очень несложная. Довезите нашу практикантку на телефонную станцию. Необходимо срочно вызвать из области самолет для тяжело больного, а телефон не работает.
— С удовольствием. Я только на одну минуту, — начал было владелец машины.
— Надо немедленно отвезти! — сурово прервал его врач. — Жизнь пациента под угрозой. Дорога каждая секунда… Валентина! — закричал он. — Идите сюда скорее!
Девушка
Запыленный автомобиль легко сорвался с места и помчался по зеленой немощеной улице. Несколько минут длилось молчание… Нарушила его Валентина. В сидевшем за рулем человеке она узнала того самого инженера Глинского, который встречал Наташу после экзамена.
— А Киреева вас ждет сегодня.
— Я даже не сумел предупредить Наталью Николаевну о нечаянном опоздании, — взволнованно произнес Глинский.
— Это не страшно, — успокоила его девушка, — сейчас вы довезете меня до телефонной станции и вернетесь. Мы вместе с Наташей живем недалеко от больницы. Я расскажу вам, как ближе проехать. А сейчас поедемте как можно быстрее. Здесь условий для проведения тяжелой операции нет. Раненого надо возможно скорее доставить в областную больницу.
Когда они подъехали к телефонной станции, Валентина попросила:
— Я быстро! Подождите, пожалуйста! Вернулась она сразу же, но очень расстроенная.
— Телефон не работает. Буря оборвала провода. Скоро ли удастся починить, никто не знает. Что же теперь делать? Ведь у нас нельзя Никиту оперировать.
Инженер на минуту задумался, словно взвешивая за и против:
— Я предлагаю… — не совсем уверенно начал он, — Валентина… — Глинский вопросительно посмотрел на девушку, — простите, я не знаю ваше отчество.
— Васильевна! — резко ответила Валентина. — «Тоже нашел время церемонии разводить», — сердито подумала она.
— Я предлагаю, Валентина Васильевна, следующее, — уже твердо сказал инженер. — Вы напишите несколько слов, вашу записку я доставлю в город и буду добиваться, чтобы сюда немедленно послали самолет. Хорошо?
— Очень хорошо! Спасибо вам большое!
— Сначала завезу вас в больницу. У меня к вам просьба: когда увидите Наталью Николаевну, передайте ей мои извинения и расскажите все, как было.
— Отвозить меня в больницу не надо, пешком, дойду. Вам отсюда прямая дорога в город. Наташе вез передам, не беспокойтесь. Еще раз спасибо! Счастливого пути!
Валентина побежала в больницу. Никита по-прежнему был без сознания.
Вскоре пришла Наташа. Валентина, еще не остывшая от возбуждения, рассказала о помощи, оказанной Глинским.
— Молодец твой знакомый! Молодец! — оживленно повторяла Валентина. — Сам предложил поехать! Ведь на него можно надеяться, Наташа? Такой, наверное, сумеет добиться? Правда? — тревожно спрашивала она подругу.
Как бы в ответ издалека донесся гул самолета…
— Слышишь, — радостно сказала Наташа. Ей казалось: она получила дорогой подарок.
Девушки возвращались
— Пора спать! — позвала ее в окно Валентина.
— Иду! — откликнулась Наташа. А сама не двинулась с места. Она не могла оторвать глаз от освещенной лунным светом таинственной дали. Что-то большое, радостное и немного тревожное наполнило ее душу…
До чего же хороша эта летняя ночь! Как чудесно жить!
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Белов с нетерпением ожидал возвращения Николая Николаевича из Москвы. Помимо дружеского интереса к судьбе Киреевского самолета-гиганта, его серьезно беспокоило, как отнесутся в Наркомате к авиадизелю. Он не сомневался, что некоторые из наркоматских специалистов разделяют точку зрения инженера Глинского.
— Хоть инженер он и способный, знающий, но чересчур благоразумный, осторожный, огонька ему не хватает, — все ему подай наверняка, — с досадой говорил о Глинском Владимир Федорович в беседе с Дорониным.
Сам директор завода был человеком совсем иного склада, — любил непроторенные дороги и еще не открытые сокровища, создаваемые человеческим разумом.
«А сколько их, этих сокровищ! Только сумей найти тех, кто их творит, поддержи… помоги… Для этого тебя партия на директорское кресло посадила», — мысленно рассуждал Владимир Федорович. Еще он думал: «Нельзя останавливаться перед некоторой долей риска, когда открываются большие возможности, особенно, если веришь тем, кто с тобой вместе работает».
Директор и парторг быстро подружились и нашли общий язык, несмотря на разницу в летах и характере. Белов любил иногда «тряхнуть стариной», весело пошутить, шумно повеселиться, совсем, как в молодые годы. Доронин, на вид суховатый, держался ровно, не повышал голоса, даже когда внутренне бывал сильно взволнован.
Оба они умели, каждый по-своему, находить и беречь людей.
— Конструктор Родченко не всегда достаточно напористо защищает свое детище. Все же он человек, безусловно, творчески одаренный и, что еще очень важно, влюблен в свой мотор, как юная девушка, впервые полюбившая, — без эффектных слов, тихо, стыдливо, зато всем сердцем, — говорил Владимир Федорович парторгу.
Присмотревшись к Андрею, Доронин присоединился к мнению директора. А после испытательного полета в Арктику парторг стал убежденным сторонником авиадизеля.
Увидев высокую фигуру летчика-испытателя, направлявшегося в кабинет директора, Доронин тоже пошел к Белову.
Николай Николаевич приехал на завод прямо со станции. Ему не терпелось рассказать о решении Коллегии Наркомата. Владимир Федорович не сумел скрыть своего удовлетворения, узнав, что с авиадизелями все обошлось благополучно.