Киреевы
Шрифт:
Глинский здесь же вскользь упомянул о своей невеселой юности, о том, как трудно ему было получать «отлично», когда работа на заводе отнимала столько времени, что готовиться к экзаменам удавалось только за счет сна. Наташе стало стыдно за свою слишком спокойную, счастливую жизнь.
… Из совхоза донеслось дружное пение. Девичьи голоса плыли в вечернем воздухе. Наташе самой захотелось не то петь, не то плакать.
— Ну, что ж, поедем дальше? — спросил Сергей Александрович, первым стряхивая с себя очарование
— Поедем догонять солнце, — негромко сказала Наташа. — Посмотрите, оно совсем близко!
Неожиданно для самого себя Глинский резко повернулся к ней, обнял и поцеловал в губы.
В первое мгновение Наташа растерялась, потом с силой вырвалась и возмущенно крикнула звенящим голосом:
— Как вы смеете!
Инженер сразу протрезвел. От его прежней самоуверенности не осталось и следа.
— Простите меня, — с искренним отчаянием в голосе сказал он, — я забыл все на свете, я так люблю вас, давно люблю. Если вы согласитесь стать моей женой, я буду самым счастливым в мире человеком.
Наташа молчала.
— Вы даже не хотите отвечать?
Сергей Александрович выглядел таким растерянным, жалким. Наташа заговорила смущенно, подбирая слова:
— Я буду женой только того, кого полюблю… Пока у меня нет такого чувства… ни к кому. Давайте, не будем больше говорить на эту тему, пусть все останется по-старому.
Глинский поклонился:
— Я повинуюсь, Наталья Николаевна!
Солнце скрылось. От реки повеяло мягкой прохладой.
— Пора домой, — сказала Наташа. Глинский послушно повернул машину.
Весь обратный путь до города Сергей Александрович не произнес ни одного слова. Наташа не замечала неловкого молчания, думала о своем.
Какой был чудесный день, и как он испорчен. Никому она не расскажет, даже матери… Что бы подумал отец, если бы знал? Он как будто не очень симпатизирует Глинскому, у них, кажется, деловые разногласия.
Прощаясь, Сергей Александрович осторожно попросил:
— Разрешите, Наталья Николаевна, навестить вас, когда вы будете на практике.
— Пожалуйста, приезжайте, — вежливо ответила Наташа. Она и сама не знала, приятно ли ей будет встретиться там с Глинским.
После ухода Наташи Сергей Александрович еще некоторое время сидел неподвижно, вспоминая каждое движение девушки, малейшие оттенки ее голоса.
— Наташа будет моей женой! — вслух сказал он.
Старый клен рос у крыльца небольшого свежевыбеленного дома. Его хорошо было видно из окна комнаты, в которой жили три девушки-студентки.
Наташа любила смотреть на клен. Особенно после восхода луны: тогда ей казалось, что это многорукий великан сторожит ее покой.
Сегодня перед рассветом налетела буря. Наташа проснулась и полураздетая прильнула к стеклу. Тревожно наблюдала она, как со скрипом пошатнулся мощный ствол, как мечутся под вспышками молний широкие узорчатые листья.
В бледном освещении наступающего утра Наташа увидела: клен не поврежден, зеленеет по-прежнему свежо и молодо. Сколько времени простояла она у окна? Трудно было определить. Она продрогла и снова улеглась спать.
Разбудила ее Лена. Солнце уже давно взошло. Утро было тихое, радостное, даже не верилось, что всего несколько часов тому назад ураган сбрасывал на землю крыши сараев и пытался вырвать с корнем богатырский клен.
«Хорошо, что такая погода. Часа через два приедет Сергей Александрович, можно будет пойти гулять к озеру», — подумала Наташа.
— Долго ты будешь бездельничать? Вставай, пора завтрак готовить. Валентине на дежурство идти, — тормошила подругу маленькая, подвижная, как ртуть, Лена.
Валентина еще спала, раскинув поверх одеяла полные белые руки. Сегодня ей предстояло дежурить в больнице и по неписанным, но твердо соблюдаемым девушками правилам, она в этот день освобождалась от всех хозяйственных забот.
Лена и присоединившаяся к ней Наташа убрали комнату и принялись чистить овощи.
Валентина встала, накинула халат и подошла к подругам.
— Я помогу вам, у меня еще есть время. Лена энергично отстранила ее:
— Отдыхай! Без тебя обойдемся.
— Счастливая ты, Валентина, — сказала Наташа, когда девушка, окончив завтрак, уложила в маленький чемоданчик чисто выстиранный халат и белую косынку. — По воскресеньям в больнице только один дежурный врач, значит, ты будешь помогать Федору Алексеевичу на операции. А ведь сегодня предстоит такая интересная операция.
— Не огорчайся, — дружелюбно ответила Валентина, — я вчера своими ушами слышала, как Федор Алексеевич говорил Николаю Петровичу: «У Киреевой пальцы хирурга, я хочу посмотреть, как она будет самостоятельно оперировать больного аппендицитом». Николай Петрович что-то мямлил насчет твоей молодости, даже девочкой тебя назвал. А Федор Алексеевич ему решительно заявил: «Ничего, что молодая, — зато она, я в этом убежден, не случайно в медицину пришла, любит свое дело и людей любит. Если Киреева возьмется делать операцию, доверю ей. Откажется или станет колебаться, — настаивать не буду».
— Валентина! Ты шутишь?! — у Наташи даже кончики ушей покраснели от волнения.
Та в ответ пожала плечами:
— Зачем же я буду так глупо шутить.
— А про меня ничего не говорили? — поинтересовалась Лена.
— Что ж про тебя можно было сказать? — рассмеялась Валентина, — разве только то, что ты успела Николаю Петровичу голову вскружить. Так он об этом, по-видимому, предпочитает помалкивать. А Федор Алексеевич делает вид, что ничего не замечает.
— Как тебе не стыдно, Валька, — не на шутку рассердилась Лена.