Киреевы
Шрифт:
— Ничего не поделаешь, подчиняюсь грубой силе, — шутливо вздохнул Родченко.
Костя увел его в дальний угол на диван и засыпал вопросами:
— Мы живем здесь на отшибе, ничего не знаем. А тут еще пустили слух, что расформируют нашу часть. Будто бы не оправдывает она своего назначения. Конечно, это чепуха! Вражьи выдумки или просто бабья болтовня, но народ все-таки нервничает.
Андрей рассказал все, что слышал о перспективах тяжелой бомбардировочной авиации.
— Если это так, — я готов горы ворочать, а то стыдно называться летчиком дальнего
— Асе, настоящий асе! — засмеялся Андрей. — Кроме шуток, летчик ты отличный. Помню, какие ты показывал нам фигуры высшего пилотажа в аэроклубе. Но ты, Костя, не горячись, не один ты в таком положении — все хотят летать бомбить вражьи тылы. Погоди и до тебя дойдет очередь.
— Слушай, друг, — попросил Костя, — если сможешь, помоги, чтобы эта очередь поскорее до меня дошла. Сил нет больше терпеть!
Костя и Андрей еще долго сидели вдвоем. Девушки давно ушли. Лена уже, вероятно, видела второй сон, а они все не могли наговориться.
Первым спохватился Мартьянов.
— Эх, и липовый же я хозяин! Давно пора на боковую!
Николай Николаевич приехал в штаб рано утром, когда уборщицы еще чистили ковровые дорожки, разостланные на лестнице. Но штабные работники с воспаленными от бессонных ночей глазами и летчики, возвратившиеся с боевых заданий, уже наполнили здание сдержанным гулом голосов.
Андрей ждал Николая Николаевича, чтобы вместе ехать на аэродром. После неспокойно проведенной ночи чувствовалась усталость, но на душе было хорошо.
«Интересно живут здесь, в гарнизоне. Люди едва не валятся с ног от усталости, работают с колоссальным напряжением всех своих сил и в то же время смеются, танцуют… За счет сна устраивают „диспуты“ на специальные темы. Все успевают». И он по дороге на аэродром подробно рассказал Кирееву о вечере, проведенном у капитана Мартьянова.
Два самолета стояли на выжженной солнцем траве. От яркого света болели глаза. Но Николай Николаевич ясно представил в ночном небе эти громоздкие на земле и такие легкие и стремительные в полете машины. Мысленно он был уже в полете. Впереди цель, к которой он стремится с первых дней войны. Ему казалось, он уже у этой цели: дрогнула бронированная махина, бомбы летят вниз, взрывы… пламя…
К Кирееву подошли трое летчиков. Они были неуловимо схожи, несмотря на разницу в возрасте и во внешности. Сходство им придавали не летные комбинезоны и даже не обветренные лица, а внутренний подъем, зажегший их глаза, сквозивший в каждом движении, в интонациях голоса.
Один из них, старший лейтенант, вышел вперед и отрапортовал:
— Прибыли в ваше распоряжение для прохождения тренировки на тяжелом бомбардировщике.
Эти молодые летчики уже имели по нескольку боевых вылетов на легких бомбардировщиках. С материальной частью «К-1» они уже успели познакомиться и чувствовали себя в самолете не гостями, а хозяевами. На все вопросы Киреева отвечали кратко и точно.
«Хороших ребят подобрал комдив! Таких долго вывозить не придется. Можно доверить машину», — решил Киреев.
Широко шагая по летному полю, спешил еще один летчик.
— Капитан Мартьянов! — представился он запыхавшись.
«А, боксер!» — вспомнил Николай Николаевич. Ему понравилось открытое энергичное лицо капитана, о котором рассказывал сегодня утром Андрей.
Перед взлетом Николай Николаевич вместе с Родченко еще раз по-хозяйски придирчиво осмотрел самолеты, но придраться было не к чему.
— Первым полетите со мной вы, — сказал Николай Николаевич старшему лейтенанту.
Тренировка началась. И очень тщательная. Тренировку людей Киреев совмещал с новой и новой проверкой «К-1» в воздухе. По военным объектам в далеком вражьем тылу готовился сильный бомбовый удар. Успех предстоящей операции во многом зависел от того, как будут вести себя во время полета экипажи боевых машин.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Анна Семеновна постепенно забрала в свои умелые руки все холостяцкое хозяйство Николая Николаевича и Андрея. Трогательна была ее по-родстзенному теплая заботливость.
В этот вечер Николай Николаевич и Андрей вернулись сравнительно рано. Опустевшая квартира казалась особенно большой и неуютной. Медленно наступали сумерки.
Киреев задернул на окнах тяжелые шторы и включил электричество. Анна Семеновна принесла ужин. Не успела она поздороваться, завыла сирена.
— Опять тревога, — равнодушно сказала Анна Семеновна.
Первое время, услышав звук сирены, она срывалась со стула, бежала к себе и, захватив заранее приготовленный чемоданчик с ценностями, спешила в бомбоубежище.
Тревоги повторялись ежедневно, иногда и по два раза в день, но ни одному вражескому бомбардировщику не удалось еще прорваться в московское небо. Наши зенитки и истребители перехватывали фашистских стервятников далеко от города, сбивали их, гнали обратно. И все же женщины с детьми, услышав вой сирены, уходили в бомбоубежище. На этот раз тоже захлопали двери, донеслись возбужденные голоса. На лестнице заплакал ребенок.
— Жаль детишек. К чему их каждый раз тащат в бомбоубежище? Спали бы в своих кроватках, — сказала Анна Семеновна.
Вдалеке глухо застучали зенитки. С каждым мгновением стрельба становилась все явственней.
Анна Семеновна растерянно посмотрела на Киреева. И словно в ответ на ее немой вопрос, раздался взрыв. Жалобно зазвенели стекла.
— Вам бы лучше пойти в убежище, — посоветовал ей Андрей.
Анна Семеновна молча встала и, с трудом передвигая сразу отяжелевшие ноги, направилась к выходу.
Николай Николаевич выскочил на балкон. Андрей последовал за ним. Несколько минут они оба не сводили глаз с вечернего неба, тревожного, как океан в час шторма.