Киреевы
Шрифт:
С майором Омельченко Николай Николаевич начал летать незадолго до начала войны. Но уже успел убедиться, что штурман — смелый, волевой и удивительно хладнокровный человек. Казалось, он совсем не знал страха.
Прислушиваясь к ровному голосу штурмана, Киреев думал:
«Как хорошо, что вместе со мной летят старые друзья, испытанные в трудных полетах. Юрий Соколов — опытный, надежный помощник. Такому можно спокойно доверить свою машину. Морозов — чудесный скромный человек. За моторами он ухаживает, как родная мать за ребенком.
Четырехмоторный бомбардировщик выглядит огромным и тяжелым, когда стоит на земле, и кажется крохотной песчинкой, когда плывет по воздушному океану. С момента старта прошло уже шесть часов. Внизу давно лежала невидимая вражеская земля — самолет шел над облаками.
Штурман предупредил Киреева:
— По расчету времени мы приближаемся к цели. В планшете Николая Николаевича лежало боевое задание — его самолет должен бомбить важный военный объект в одном из районов Берлина.
— Уверены ли вы, что бомбы упадут на цель? — спросил Николай Николаевич.
— Трудно точно рассчитать путевую скорость на таком расстоянии, — ответил штурман.
— Мы должны положить бомбовой груз точно, куда нам приказано. Действовать наверняка. Буду пробиваться вниз, — предупредил Киреев.
Приглушив моторы, он начал планировать. Через несколько минут на высоте трех тысяч метров самолет вышел из облаков. Внизу на шоссе мелькали редкие огни автомобильных фар. Слева в лесу догорал костер.
«Куда лететь дальше?»
Посоветовавшись со штурманом, Николай Николаевич повел машину вперед. И сразу же увидел внизу контуры невысоких холмов.
«Какое-то селение», — подумал он и отдал приказ осветить местность.
Ярко горящие ракеты медленно спускались на маленьких парашютах. Теперь можно было ясно рассмотреть черепичные крыши домов.
Вдруг, словно повернули гигантский выключатель, загорелись сразу десятки прожекторов и тут же забили зенитки. Трассирующие пули расстреляли осветительные ракеты, но Николай Николаевич уже успел увидеть трубы завода. Это и была заданная цель — военный объект в предместье Берлина.
Лучи нескольких мощных прожекторов почти одновременно поймали самолет.
— Бросаю бомбы, — предупредил штурман.
Николай Николаевич тут же почувствовал, как вздрогнула машина. Тяжелый груз полетел на вражеский объект. Киреев сразу отвел свой воздушный корабль в сторону, но не ушел из этого района. Он приготовился наблюдать за результатами бомбежки с остальных самолетов. Внизу продолжались взрывы, разгорался пожар.
— Точно положили бомбы, — удовлетворенно сказал Киреев.
Через две — три минуты внизу раздался новый взрыв.
«Молодец, капитан Мартьянов!» — успел подумать Николай Николаевич.
В этот момент сильный удар потряс самолет. Правый
— Ничего, мы и на трех моторах дойдем, — сказал вслух Николай Николаевич.
Дав полный газ, он резко рванул ручку на себя, и машина стремительно взмыла в облака.
Облегченный самолет продолжал набирать высоту. Киреев справился о самочувствии экипажа. Настроение у всех было бодрое. Тогда он приказал радисту связаться с другими самолетами.
Все отбомбились удачно, только некоторые получили неопасные пробоины.
«Скоро нашу радиограмму расшифруют в штабе». Мысли Киреева кружились вокруг боевых дел. Все остальное ушло куда-то далеко-далеко.
Часа через два, еще до линии фронта, закапризничал правый крайний мотор. Сначала он давал перебои, а потом неожиданно совсем остановился. Николай Николаевич еле-еле удержал накренившийся самолет — быстро выключил левые моторы, выровнял машину и начал планировать.
Через несколько минут машина вынырнула из облаков. Киреев зажег прожекторы. Внизу мелькал густой лес.
Высота сокращалась молниеносно. Слышен был только свист ветра, лес стремительно летел навстречу.
— Иду на посадку. Всем уйти в носовую часть! — скомандовал Николай Николаевич.
Словно страшная буря пронеслась над лесом. Самолет сперва коснулся хвостом верхушек сосен, потом широкими крыльями прочесал их густые кроны и рухнул вниз, на землю. И сразу наступила тишина.
— Товарищи! — крикнул Киреев, — живы?
— Живы, — ответил Волков, — а вы?
— Раз спрашиваю, значит, все в порядке.
Оцарапанные, оглушенные люди вылезли из самолета. Николай Николаевич в раздумье смотрел на изуродованный корпус еще несколько минут назад могучей, сильной машины.
Машина — его детище!..
— Рассвет близок. Пора двигаться, — с трудом сказал он.
— Переодеться бы хоть в крестьянскую одежду. Костюмы у нас не сезонные, — покачал головой Морозов.
— Потерпи немного, Морозыч, — откликнулся Николай Николаевич. — Вернемся домой, снимем комбинезоны и унты.
И, усевшись на пенек, пригласил Омельченко последовать его примеру:
— Давай, Григорий Павлович, твою карту и фонарь, посоветуемся.
Над развернутой картой, освещенной скупым светом карманного фонаря, склонились все вынужденные десантники.
— Недалеко должна быть дорога. Хорошо бы перейти ее затемно. Дальше густой лес, там легче укрыться, — сказал штурман.
— Согласен, но предварительно надо сходить в разведку, а то, чего доброго, наткнемся на фашистов, — ответил Николай Николаевич.
Все вызывались идти, но Киреев выбрал штурмана. Омельченко не боялся «ни бога, ни черта». Зрение у него было великолепное, слух обостренный — незаменимые качества в разведке.