Киреевы
Шрифт:
— Здесь в мирное время был военный лагерь, — задумчиво сказал Киреев. — Пошли дальше!
Во второй половине дня дорогу преградило небольшое озеро. На высоком левом берегу рос редкий сосновый лес, а на правом — мелкий кустарник и трава. В кустарнике легче укрыться. Поэтому Николай Николаевич повел товарищей в обход по правому берегу. Место оказалось болотистое. Пришлось прыгать с кочки на кочку.
— Справедливость требует, чтобы нас признали чемпионами по прыжкам, — торжественно провозгласил Соколов и в тот же
Омельченко, невысокий, подвижной, хорошо владеющий своим телом, поддразнил товарища:
— Тоже мне, чемпион!
Соколов добродушно махнул рукой:
— Возмездие за тщеславную суету.
Киреев с облегчением прислушивался к шуткам товарищей: молодцы, не раскисают.
Сам он теперь, когда непосредственная опасность миновала, мысленно анализировал все обстоятельства аварии.
«Подвел дизель», — пришел он к неприятному выводу.
Под вечер жара спала, но появились комары. Они тучами кружили над болотом и беспощадно набрасывались на людей. Летчики шли молча, сосредоточенно отгоняя комаров. Шаги становились все более тяжелыми.
Наконец выбрались на твердую почву. На смену болоту пришел березовый лес, перемешанный с ольхой и дубняком. Идти стало много легче. Комары почти исчезли. Мягко ложились вечерние сумерки. День подходил к концу.
Сколько еще придется скитаться по лесам и болотам? Этот вопрос неотвязно мучил всех. Не сговариваясь, прибавили шагу. Вскоре вышли на просеку. Увидев телеграфные столбы, Омельченко попросил:
— Разрешите, товарищ полковник, перерезать провода, плоскогубцы есть у Морозова.
— Режьте! Омельченко влез на столб:
— Начинаем платить по счету за разбитую машину! Путь преградила небольшая, но довольно глубокая речка. Здесь решено было устроить привал.
После ужина все, кроме дежурного, крепко уснули.
На рассвете переправились через реку и вышли на проезжую дорогу. По обе стороны дороги густой стеной стоял лес.
Дальше шли лесом, но около проезжей дороги. Стрелок первым услышал шум телеги. За кучера был мальчик лет двенадцати. Сзади сидели две девушки.
Все трое оживленно беседовали.
Морозов вышел им наперерез, остальные остались в чаще леса. Мальчик, увидев человека в крестьянской одежде, придержал лошадь.
— Скажите, красавицы, — обратился борттехник к девушкам, — немцы близко?
— Откуда идешь, добрый человек? — вопросом на вопрос ответила девушка, что постарше.
— Я-то в плену был. Бежал. Сейчас партизан разыскиваю. Хочу через фронт податься.
— А мы нездешние. Мы с дальней деревни, сами здесь впервой, — равнодушно сказала вторая девушка, внимательно осматриваясь по сторонам.
Мальчик, словно ему скомандовали, сильно хлестнул лошадь. Она рванула телегу, подняв облако пыли. Морозов вернулся к своим.
— Возможно, эти девушки знают, где партизаны, — задумчиво сказал Николай Николаевич, выслушав его доклад.
Никто больше не проезжал и не проходил. Дважды Омельченко казалось, что по ту сторону дороги подозрительно шевелятся ветки густых молодых елочек. Но, очевидно, зоркие глаза штурмана обманули его. Ни человек, ни зверь не нарушали тишину леса.
Отряд Киреева продвигался вперед молча, неясность обстановки угнетала.
— Стой! — Несколько всадников словно вынырнули из-под земли. Один взял автомат наизготовку и строго спросил:
— Кто такие?
В этот момент из леса вышли двое в форме немецких солдат. Киреев стремительно выхватил из кобуры пистолет, но выстрелить не успел: всадник с автоматом, тронув лошадь вперед, загородил подходящих солдат и весело расхохотался, обращаясь к Кирееву и его товарищам:
— Вижу, вижу — свои!
— Это ж наши, «фрицами» переодетые, с задания возвращаются, — добродушно продолжал он, слезая с коня. — А вы, хлопцы, откуда и куда идете? — Он окинул хитрым оценивающим взглядом группу Киреева, одетую совсем не по сезону. — Понятно! — заявил он, не дожидаясь ответа, — «вынужденная посадка». Что ж, милости просим к нашему шалашу.
У Николая Николаевича словно камень свалился с души.
— Хорошо, что мы вас нашли!
— Тоже… нашли, — с добродушной усмешкой сказал партизан. — Это вы девчатам нашим спасибо скажите. Это они нас предупредили.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
На заводе появились новые работницы. Они старательно овладевали новой профессией. Большинство было занято разборкой и упаковкой станков, остальные работали в цехах ученицами. Рабочие нередко сутками не уходили из цехов, и вчерашние студентки не отставали от них.
Одной из первых пришла на завод Соня Маврикиева. Наташа обрадовалась, увидев свою соседку, черноглазую «цыганочку» (так прозвала девушку Катерина). В прошлом году Соня окончила школу и поступила в театральную студию. Сейчас она в синем халатике, с красной косынкой на гладко причесанных волосах стояла у станка, стараясь постичь его премудрость.
Сегодня, зайдя в цех, Наташа увидела, как старательно, хотя еще не совсем уверенно, двигаются смуглые пальцы девушки.
— Ну как? — спросила Наташа.
— Ничего! Справлюсь! — застенчиво ответила Соня и совсем неожиданно спросила: — Скажите, Андрей Павлович пишет вам?
— Вчера получила письмо от него. Пишет, что дела идут хорошо и он вполне счастлив.
Еще не окончив фразу, Наташа почувствовала: не так надо ответить Соне, этой милой девочке, которая, по-видимому, любит Андрея.
Соня выпрямилась, лицо стало непривычно жестким. Почти враждебно она сказала:
— Сомневаюсь, чтобы Родченко был счастлив.
— Почему? — удивилась Наташа.