Киреевы
Шрифт:
— Что надо? — услышал он знакомый чуть хрипловатый голос.
— Как хорошо, что вы здесь, Кузьмич! Я — Виктор Киреев!
— Виктор Николаевич? — удивленно переспросил Кузьмич. — Какими судьбами? Нынче по ночам в лесу неспокойно, наткнешься на лихого человека. Заходите в избу, — чужих никого нет. Фашисты стороной прошли.
Обратный путь показался Виктору много короче. Кузьмич вел его напрямик глухими тропками, он знал в лесу каждое дерево. Высокий, худой, с большими и длинными руками и ногами, Кузьмич двигался удивительно
— Это я, Саша!
Он забеспокоился: вдруг Егоров очнется и, услышав шум шагов, может подумать — фашисты.
Предосторожность была излишней: Егоров метался в бреду, звал отца, рвался куда-то ехать…
Быстро соорудив носилки, охотники понесли Егорова в село.
В эту же ночь перед рассветом Кузьмич повел Виктора в город.
У Виктора было тяжело на душе. Он шел молча. Кузьмич понял его состояние.
— Не беспокойтесь, Виктор Николаевич. Здесь доктор такой, что обязательно выходит вашего товарища. — Если немцы придут, — сумеем концы в воду спрятать. В этом селе народ надежный.
Они шли густым сосновым бором. Кузьмич, стараясь отвлечь своего спутника от невеселых мыслей, спросил:
— Узнаете? Дубровский холм. Лет тридцать назад здесь пройти было невозможно.
Высоко над лесом прошли фашистские самолеты.
— Город бомбят! — Голос Кузьмича от волнения звучал глухо. И словно в подтверждение сказанного, донеслись взрывы.
Через четверть часа они вышли из леса и увидели над городом зарево.
«Успела ли уехать Наташа с малышом?» — тревожно подумал Виктор.
— Сейчас свернем вправо, пойдем крутым логом до молочной фермы, так будет ближе. — Кузьмич торопился.
Солнце еще не взошло, когда они подошли к ферме. Она оказалась разрушенной бомбежкой. Кое-где торчали разбитые трубы. Воздух пропитался дымом и гарью. От развалин шел пар, на фоне серого рассвета сверкали раскаленные угли. Ветер разносил по земле искры.
Вблизи от сгоревших зданий, в пригородной роще, лежал вверх колесами синий легковой автомобиль.
Кузьмич бросился к автомобилю, но в нем никого не оказалось, и он облегченно вздохнул:
— Людей нет. Машину, вероятно, опрокинуло взрывной волной.
Но через несколько шагов они наткнулись на два трупа: мужчины и женщины. Кузьмич остановился и медленно снял шапку. На его темном от загара лице появилось и застыло растерянное выражение.
Виктор узнал в убитой женщине второго секретаря обкома партии — Елену Цветаеву. Рядом с ней лежал шофер.
— Виктор Николаевич, никому не говорите, что Цветаева убита, даже сестре родной, — глухо сказал Кузьмич. И сурово добавил: — Верю вам, вы человек военный — не подведете. А теперь давайте похороним их около этих сосен.
Песчаную землю копать было легко. Скоро невдалеке от дороги, между четырьмя соснами, вырос небольшой холмик.
Кузьмич и Виктор молча, опустив головы, стояли перед свежей могилой…
Взошло солнце. От высоких деревьев на земле легли длинные утренние тени.
— Пошли в город, Виктор Николаевич, — тихо позвал Кузьмич.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Наташа только что вернулась домой с ночного дежурства в госпитале. Вдруг раздался громкий стук в наружную дверь.
Звонок испортился еще несколько дней тому назад, а Сергей Александрович, всегда такой аккуратный, любящий порядок, на этот раз все не мог собраться его починить.
«Кто бы это мог прийти так рано?» — подумала Наташа и пошла открывать. В подъезде стоял Виктор, грязный, измученный. На небритом похудевшем лице огромными казались лихорадочно блестевшие глаза.
— Витя! — бросилась к брату Наташа.
— Наташа, ты еще здесь?!
— Завтра уходит заводской эшелон. Как хорошо, что ты появился сегодня, мог бы не застать нас.
Она хотела взять брата под руку и не сдержала крика: рукав гимнастерки был в крови.
— Ничего страшного, сестренка. Немного поцарапали фашисты, — успокаивающе сказал Виктор.
— Идем скорее, я сделаю перевязку, — голос Наташи дрожал.
В залитой солнцем столовой еще сильнее выступили разительные перемены во внешности Виктора. Казалось, молодость навсегда ушла с этого еще так недавно мальчишески свежего, задорного лица.
С нарастающей тревогой Наташа смотрела на брата. Виктор молча оглядывал комнату, будто впервые попал сюда, хотя все здесь пока оставалось без перемен.
После короткой паузы он негромко сказал:
— Потерял товарищей, танк потерял, а в бою и не побывал.
Пришел Сергей Александрович. Виктор, успевший вымыться и переодеться в его белье и костюм, сидел за столом.
Глинский даже не удивился, увидев шурина. Поздоровался с ним, как будто они расстались вчера, и тяжело опустился на стул.
— Что случилось, Сергей? — спросила Наташа. Глинский странно вздохнул, словно всхлипнул:
— Придется расставаться с тобой и Степой. Я остаюсь здесь до тех пор, пока не отправлю все оборудование на восток. Уеду с последним эшелоном. Таков приказ.
— Сергей… — Наташа растерялась от неожиданности.
— Наташа, дорогая, — с вспыхнувшей надеждой заговорил Глинский. — Отпустить тебя одну в такой опасный и трудный путь свыше моих сил. Вдруг ты или Степа простудитесь, заболеете. Кто будет ухаживать? Помогать? Чужие люди? У них своих горестей и забот хватит. Ни одной минуты не буду спокоен. Ты же знаешь, что без тебя я не могу жить. Прошу, не уезжай завтра. Через несколько дней уедем вместе, я сам буду оберегать вас. Подумай: всего несколько дней задержки, зато не придется расставаться.