Киреевы

Водопьянов Михаил Васильевич

— Могу вас порадовать, — сказал капитан, — возможно, вы будете назначены инженером на знакомый вам завод. Комендант города полковник фон Роттермель склоняется к этому.

После короткой паузы Ауэ добавил:

— Вам предстоит блестящая карьера! Что вы на это скажете?

— Я польщен, — забормотал Глинский, — но я не уверен… справлюсь ли… Хватит ли у меня знаний… опыта?

— Если нам будет нужно, — хватит! — веско подчеркнул Ауэ.

— Вас, вероятно, удивляет такое широкое доверие к вам, у которого и жена

и отец жены — коммунисты? Не беспокойтесь, господин Глинский, это не помешает вам стать нашим человеком. Но имейте в виду, решение должно быть принято очень быстро. Сейчас я предупреждаю по-дружески, завтра с вами будут говорить официально.

— Я… — растерянно замялся Глинский. — Я не совсем понимаю, что вы хотите сказать?

— Бросьте гнилую мягкотелость, — бесцеремонно оборвал его капитан. — Не стану скрывать, вы произвели на меня хорошее впечатление. Свое мнение я доложил господину коменданту. Мы получили о вас сведения: часть из них не в вашу пользу, но от вас зависит, чтобы в дальнейшем мы их окончательно вычеркнули из вашего прошлого.

Молчавший до сих пор фон Бринкен уставился на Сергея Александровича тусклыми, бесцветными глазами и в упор спросил:

— Вам известно, где находится брат вашей жены, лейтенант Киреев?

— Я расстался с ним на вокзале, когда провожал жену. Где он сейчас — не знаю. — Глинский отвечал правду, но голос его несколько раз срывался.

— За его судьбу можете не беспокоиться, — усмехнулся обер-лейтенант. — Мы освободили его из тюрьмы.

— Виктор в тюрьме? За что?!

— Об этом следует спросить командование Красной Армии. Советский военный трибунал не успел его расстрелять по независящим от него обстоятельствам: мы заняли город, — самодовольно рассмеялся фон Бринкен.

— Лейтенанта Киреева бросили в тюрьму как дезертира. Мы спасли ему жизнь, — пояснил Ауэ.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Заводской эшелон, потеряв часть своего состава, все же прорвался сквозь пламя пожара и ушел на восток. Разбитые во время бомбежки вагоны догорали, и густой черный дым стелился над железнодорожным полотном.

На путях, рядом с искореженным железом и обугленными досками, валялись убитые люди. Фашисты прекратили воздушные налеты лишь после того, как к станции подошли их передовые отряды.

Заняв станцию, гитлеровское командование отдало приказ: немедленно очистить пути, закопать убитых, а раненых перенести в железнодорожные бараки и оставить там на попечение местных жителей. Из поселка и ближних деревень срочно сгоняли народ на очистку и ремонт путей. Старики, женщины и подростки, подталкиваемые гитлеровскими солдатами, испуганно переглядываясь, толпились на станционных путях. Солдаты знаками объясняли им, что они должны делать. Несколько женщин нехотя подошли к разбитому вагону. Вдруг одна из них громко вскрикнула. Остальные бросились к ней. Не спеша вразвалку приблизился немецкий ефрейтор: на земле между обломками ящиков лежали два женских трупа.

Ефрейтор жестом указал: убрать. Убитые лежали рядом, головы их почти соприкасались. Обе они были совсем молодые, особенно одна, с красивым смуглым лицом, похожая на цыганку.

Когда их стали поднимать, пожилая полная колхозница воскликнула:

— Смотрите-ка, которая постарше, вроде дышит? — Она нагнулась, прислушалась. — Дайте-ка водички поскорее, может, опомнится.

— А чернявая, видать, давно кончилась. Совсем захолодала, — певучим голосом жалостливо проговорила высокая худая старуха.

…Опомнилась Наташа в бараке. У нее сильно болела голова. Она не сразу поняла, где находится. Кругом были нары, на них лежали люди разных возрастов. Они стонали, бредили, кричали…

«Где Степа? Что с ним?» — Это была первая мысль, которая обожгла Наташин мозг.

Следом всплыли десятки разнообразных вопросов:

«Не попала ли в эшелон фашистская бомба? Уцелели ли ее спутницы? Заняли ли немцы город? Уехал ли муж? И кто принес ее, Наташу, сюда?»

Вопросы мелькали, как в калейдоскопе, и ни на один из них она не могла найти ответа.

Когда Наташе сказали, что в городе гитлеровцы, ее охватило чувство ужаса: оказаться во власти оккупантов?! Надо что-то предпринять немедленно… Что?

Но физическая слабость снова крепко сковала ее.

Несколько дней пролежала она на грязной соломе наедине со своими тяжелыми, беспросветными думами.

Высокая худая колхозница пришла навестить Наташу и принесла ей молоко и черный хлеб. Певучим голосом уговаривала больную немного поесть.

От раненых заводских рабочих колхозница узнала, кто Наташин муж, и в тот же день пошла в город.

Разыскать инженера Глинского оказалось нетрудно. Он жил на своей квартире.

Когда Сергей Александрович вошел в барак, Наташа бросилась к нему.

Значит, прошлое не исчезло безвозвратно… Они вместе с Сергеем уйдут к своим. Впервые в жизни Наташа почувствовала, что нуждается в поддержке мужа.

Оглядываясь кругом, Глинский говорил:

— Мне кажется, я сойду с ума не только от счастья, что нашел тебя, но и от того, что пришлось тебе перенести. Но где же Степа, где наш мальчик?

— Не знаю… Он остался с Асиной мамой… — Наташа рассказала мужу все, что знала сама.

— Поезд ушел, это многие видели. Я хочу верить, что Степу успели увезти. Надо скорее добраться к своим. Я готова не только идти пешком — ползти.

— Конечно, мы уйдем, Наташа. Надо только, чтобы ты немного окрепла. А сейчас — едем! — Сергей Александрович бережно взял жену под руку.

Наташа сердечно простилась с больными. У входа в барак стоял знакомый серенький «Оппель». Наташа молча села в машину.