Кирилл и Мефодий

Караславов Слав Христов

Да и не только у них. Запрет преследовать людей за их религиозные убеждения разделил знать на группы, развязал кое у кого змеиные языки. Этот указ хан объявил великим боилам, богаинам, тарканам и боритарканам после разговора с Кременой, узаконив тем самым ее веру и присутствие в ханском дворце, иначе пришлось бы вести двойственную политику: преследовать одних и охранять других за те же самые прегрешения.

Когда Онегавон объявил о ханском распоряжении, только один из двенадцати великих бондов рискнул заявить, что, насколько он может судить, хан сделал первый шаг по пути к неправедному закону. Борис притворился, будто не расслышал этих слов. Онегавон — тоже. Надо было голосовать за это предложение. Девять великих боилов открыто проголосовали «за», трое опустили головы, свесив чубы на глава, — в знак несогласия. Хан запомнил их, но ничего против них не предпринял. Каждый имел право думать как хочет, чтоб не ворчали потом: мол, меня заставили. Если бы понадобилось отвечать. Борис напомнил бы несогласным, что уже Пресиян перестал преследовать сторонников других религий, теперь это лишь узаконивается. Не голосовал «за» также старый жрец, сидевший слева от хана, — но иначе и быть не могло.

3

Лошадь была белой, с красно-рыжим пятном на лбу, покрытая пурпурной бархатной попоной с золотой бахромой и вышитыми золотыми крестами по углам. Новый папа Николай сидел в седле прямо, тиара на нем сияла жемчугами в лучах весеннего солнца, он торжествующе смотрел на толпы людей, заполнивших

мощенные камнем римские улицы. Впереди в белом, в венках из вербы шли девушки, они пели гимны во славу небес. Народ толпился, лез на ограды, чтобы посмотреть на процессию. Вслед за папой, низко опустив головы, шли епископы в строгих одеяниях, в епитрахилях и наперсных крестах. В руках у них поблескивали позолотой евангелия. Сжав тонкие губы, папа осенял божье стадо крестным знамением — с ритмичностью, соответствующей шагу коня. Но самым интересным в процессии было присутствие императора Людовика II он шел пешком и в знак почтения к папе вел под уздцы его лошадь. Такого до сих пор не бывало, и люди не верили своим глазам. Новый папа смотрел на пеструю толпу холодными прищуренными глазами, думая о чести, которую оказывал ему император. Если Людовик II не вернулся бы в Рим, вряд ли его избрали бы папой. Только вмешательство Людовика принудило собор утвердить его папой — после смерти Бенедикта III. Сам Николай считал, что он достоин этого сана, ибо с детства всецело посвятил себя богу и божьим делам. Вначале заметил его папа Сергий II, взял в Латеранский дворец и сделал поддьяконом. Это было первым шагом по ступенькам... Его ретивое служение не ускользнуло от взгляда следующего папы. Льва IV, который дал ему дьяконским сан. Затем духовным отцом и наставником Николая стал Бенедикт III. Новый папа никогда не забудет его и, как бы ин старался, не сможет отблагодарить за все добро, сделанное им для Николая, он любил Николая больше, чем своих родных, познакомил его со всей внутренней деятельностью церкви, открыл дорогу к папскому престолу. И Николай воссел на этот престол, когда среди людей пополз слух о конце мира. Старое, мощное государство франков после смерти Людовика Благочестивого распалось. Его сыновья вцепились друг другу в глотки, а человеческая жизнь до того обесценилась, что не стоила и ломаного гроша. Они собрались в Вердене, чтобы узаконить раздел, но этот раздел окончательно разрушил империю. Людьми овладела жажда жить не по законам, дороги стали опасными, леса и замки кишели разбойниками — из простонародья и из знати. Братья продолжали воевать между собой, и новый папа увидел в этом перст божий. Он прекратит их ссору своей святой рукой, усмирит и подчинит своей воле, ибо только он, божий помазанник, может короновать, а тот, кто действует по божьему велению, сильнее всех. Служа у трех пап, Николай прекрасно изучил все догмы церкви. Днем и ночью рылся он в богатейшей библиотеке Ватикана, отыскивая в высказываниях святых те нужные Слова, которые обеспечили бы римской церкви первое место в христианском мире. Ее приоритет узаконил Средецкий собор в 347 году, объявив, что свержение и восшествие любого епископа возможно только с ведома римского папы. Следующий собор в Константинополе подтвердил решения Средецкого, уточнив: «Царьградский епископ пользуется почетным старшинством после римского, ибо Царьград есть новый Рим». Халкидонский собор в 451 году также указывал на приоритет папы, но все эти решения не радовали Николая, так как не принимались в Константинополе всерьез. Его интересовала святость папской власти, ибо церковь «есть царствие не от мира сего». Ему по душе была другая, хотя и легендарная, но более убедительная версия: первосвященство принадлежит римской церкви потому, что ее основали апостолы Петр и Павел. Об атом писал уже святой Ириний. Святой Киприян хотя и не упоминал о приоритете римской церкви, но сказал: «Престол Петра есть главная церковь: отсюда начало святого единства». Больше всего, однако, понравились Николаю слова Христа о Петре, что именно он — краеугольный камень церкви и ключ от небес... Эти слова были основанием, на котором держалось многое. Изучив жизнь предшественников, новый папа пришел к мнению, что их борьба не была успешной, ибо опирались они только на созданное до них, не прибавляя ничего от себя... Он должен был прибавить нечто новое, даже если ему придется пойти против истины. Но что есть истина? Не умение ли положить в основы священного учения и святой церкви очередной крепкий камень? Тогда к чему колебания? Он, папа, пришел на эту землю во имя всевышнего. Он — посланец небесного судии. Только ему дано связывать и развязывать узлы человеческих и народных судеб. Стало быть, надо отождествить себя с церковью: церковь — это я, я — это церковь! И почему бы не создать новые, прочные устои церкви, которой принадлежит первенство? И он, папа Николай, сделает это, только б согласился брат Себастьян. Впрочем, зачем утруждать его, если под рукой Анастасий. Лучшего знатока вряд ли найти. Надо завтра же позвать его...

Отшумели торжества по случаю восшествия на престол. Папа Николай должен теперь отвоевать место единственного земного наместника бога. Эта мысль настолько овладела им, что жест Людовика II — вести его лошадь на процессии — показался знамением свыше. Сам господь вмешался, повелев императору сделать это и тем самым поставить себя ниже его представителя на земле — папы. Главной задачей будет подчинить духовенство. Епископы должны решать все вопросы только через Рим. Чтобы подкрепить слово делом, Николай решил расправиться с архиепископом Равенны Иоанном. Прежде чем начать борьбу, папа долго советовался со своим старым другом — знатоком и хранителем книг Анастасием. Они просмотрели все бумаги, касающиеся прав равеннских архиепископов. В сущности, ничто не давало равеннцам права считать себя выше других, кроме, пожалуй, факта, что в Равенне была резиденция императора. Но политический догмат не имеет никакого значения, если церковь «есть царствие не от мира сего». Ни у одного святого или апостола не было упоминания о каком-либо особом положении духовного владыки Равенны — архиепископ Иоанн просто захотел поделить первенство с папой, создав тем самым немало осложнений уже Бенедикту III. Иоанн не только сам решал все церковные вопросы, но и прибрал к рукам папские привилегии, дарованные Каролингами, не испросив на это согласия в Риме. Не разбираясь как следует в церковных канонах, Иоанн часто нарушал их под влиянием мирских страстей, возмущавших его епископов. Они не раз посылали папе жалобы, но хитрый и бессовестный архиепископ или ловко увиливал от обвинений, или не повиновался папским решениям. На столе у папы Николая лежала жалоба из области Эмилия, входившей в архиепископство Иоанна. Епископы обвиняли его в присвоении доходов и даже церковного имущества, в нарушении канонического права и свободы епископов решать вопросы, относящиеся к их компетенции. Самое главное, что взбесило папу, было распоряжение Иоанна, запрещавшее поддерживать контакты с Римом и посылать жалобы в папскую столицу. Такой наглости пора положить конец! Неужели он, Николай, позволит какому-то архиепископу подрывать авторитет верховного главы церкви? В папских архивах были найдены дарственные грамоты на земли, относящиеся к архиепископству Иоанна: доходы от дарений вот уже несколько лет не поступали в казну Ватикана. Расследование показало, что Иоанн либо уничтожил оригиналы дарственных грамот, либо велел переписать их на имя святого Аполлинария. Нет, нельзя терпеть дольше такой произвол. Папа положил ладони на подлокотники трона. Этот случай неповиновения следует рассмотреть уже на первом Синоде. Асикрит быстро подготовил письмо Иоанну, папа подписал его и поставил печать. Он хотел восстановить правду, однако собирался ли равеннец раскаяться и подчиниться? Горе ему, если не захочет. Прошло достаточно времени, но Иоанн

не ответил на письмо папы, он опять предпочел промолчать. Тогда Николай велел ему прибыть на Синод. Напрасно ждали и напрасно спрашивали друг друга святые отцы: «Его еще нет?..» Новый папа в глазах одних видел искорки смеха, других — гнев, третьих — полное равнодушие. Иоанн Равеннский явно объявлял ему войну. Папа не прекратит ее, пока не раздавит противника! И все же Николай не спешил. Сидя в папском дворце, он внимательно следил за распрей в Константинополе. Вечером у камина, укутав ноги в мягкие медвежьи шкуры — подарок реймского архиепископа Гинкмара, — папа смотрел, как играет, танцует пламя, но не видел его. Мысль Николая была устремлена сквозь время и пространство: много дел накопилось, много. В Константинополе свергли Игнатия, вообще не спросив папу или — на худой конец — не уведомив его. Там уже распоряжался новый патриарх, некий Фотий. Николая не волновал вопрос, лучше ли он прежнего. Снедало честолюбие: почему это было сделано без его ведома? Те молчали, он прикидывался, что ничего не знает. Все равно папа им понадобится, его нельзя обойти. Сторонники Игнатия поднялись, готовили новый собор — отлучать Фотия. Эти раздоры радовали папу, так как подрывали престиж Восточной церкви. Он вмешается, когда наступит время. Пока рано решать, кого ему надо поддержать. Семейные неприятности королей тоже беспокоили папу. Спор вокруг женитьбы лотарингского короля Лотара II до того затянулся, что вмешательство Николая становилось более чем необходимым. Но больше всего тревожило папу нападение Людовика Немецкого и Людовика II на земли франкского государства. Посланцы франкского короля Карла Лысого вот уже два дня ждут аудиенции у папы. Он еще не решил, как поступить, потому и не спешил принять их. В затруднительных положениях папа привык думать вслух в присутствии библиотекаря, отлученного пресвитера Анастасия.

Николай ваял позолоченный медный колокольчик, и нежный его звон рассыпался под огромными каменными сводами. Скрипнула дверь, появилась черная фигура поставеника. Папа не взглянул на него: его костлявая острая морда раздражала. Николай решил, что поставит на его место своего приближенного.

— Позови Анастасия...

Пока шаги прислужника затихали в коридорах, папа расшевелил уголья длинной кочергой и потеплее укутал ноги в шкуры. Посланцы будут просить, чтобы он вмешался в эту войну. И он должен сделать так, чтоб выиграла та сторона, за которую он заступится. Первое вмешательство в светские дела должно быть результативным, иначе потом придется основательно потрудиться, чтобы снова завоевать доверие королей и императоров. В данном случае сильнее были союзники, да и император Людовик II — его друг. Поможешь королю — потеряешь дружбу с императором и Людовиком Немецким. Но Карл был потерпевшим. Справедливость требовала защитить именно его, невзирая на дружеские чувства... Из забытья его вывел поцелуй в руку и поклон Анастасия. Николая перекрестил его три раза и кивнул на место около камина. Опустившись на колено, тот тоже взял кочергу и ткнул в поленья.

— Если тебя связывает дружба с человеком, который внезапно и несправедливо нападает на известное лицо, на чью сторону ты встанешь?

— На сторону обиженного. — ответил Анастасий не задумываясь.

— А если он слабее?

— Какое это имеет значение, святой владыка?

— Скажи, чтоб позвали ко мне послов Карла...

Анастасий встал, передал распоряжение поста венику, тот пошел исполнять, а Анастасий вернулся на свое место. Откинув теплые шкуры, папа Николай негромко сказал:

Давно хочу с тобой поговорить о божьем деле, любезный отче, да все времени нет из-за этих ссор и всяких иных дел. Пора нам с тобой прибавить кое-что к славе святой церкви... Много лет назад, в начале праведного пути, я наткнулся на работы Исидора Севильского [45] . В них шла речь о приоритете римской церкви и ее главы. С тех пор все ищу и ищу их, но тщетно. Помню только заглавие — «Исидоровы декреталии». Займись этим, поищи, а если не найдешь, бог вдохновит тебя сотворить их. Я верю в силу твоего пера. И сотвори их, Анастасий, так, чтоб люди поверили в правду твоих слов.

45

Исидор Севильский (ок. 580—636) — епископ Севильи, богослов. Его трактат «Декреталии» («Поучения») обосновывал право папы на верховную власть в христианской церкви.

— Насколько я помню, он родился в лето пятьсот сорок седьмое? — поднял голову Анастасии.

— Что-то вроде этого... Постарайся войти в то время. А теперь посмотри, что там происходит...

Обычно послов приглашали в зал ожидания, прежде чем ввести в приемную. Папа подождал, пока вернется Анастасий, встал, слегка покряхтывая, и направился к двери. Анастасий сопровождал его. В торжественном облачении Николай вошел в приемную и сел на трон. Епископы стояли шеренгами по обе стороны трона. При входе папы они подтянулись, поклонились и остались стоять. Так будут стоять они до окончания аудиенции.

Протяжный голос пригласил послов войти. Они вошли и, смущенные величественным зрелищем, упали к ногам папы. Смирение послов понравилось папе. Протянув правую руку, Николай почувствовал жаркий поцелуй предводителя миссии.

4

Игумена и монахов монастыря святого Поликрона весьма озадачило посещение императорского и патриаршего посланца. Его духовный сан был достаточно высок, чтоб предотвратить любые расспросы. Все сгорали от любопытства — зачем понадобился новому патриарху Константин? Молва разделилась надвое, как язычок змеи. Одни утверждали, что Фотий сошлет его, мстя за знакомство с Игнатием, другие — наоборот: Константин и так добровольный ссыльный в глухой обители. Нет, наверняка он призывает его, чтоб возвысить... Два мнения переплетались, затрудняя жизнь игумена и иеромонахов, которые не знали, как вести себя с Константином, — боялись ошибиться. Приезд посланца удивил Философа, подумавшего, что гость прибыл в связи с заговором Феоктиста. Но ведь он тогда поклялся, что сохранит тайну, — и сохранил. Может, кто-нибудь предал его? Вряд ли, с тех пор прошло немало времени, люди василевса давно взяли бы его... Константин знал свои грехи. Впрочем, он был грешен только в одном: не сумел отговорить логофета от нечистого дела. Судя по поведению посланца, по его вежливому вниманию, Фотий, скорее всего, желал встретиться и побеседовать со своим бывшим учеником. Так и оказалось: патриарх просит Константина не забывать его гостеприимный дом и прийти к нему в любое время. Если это осуществится вскоре, радость патриарха будет безграничной, ибо он мечтает посоветоваться, а так как некоторые вопросы затрудняют его, то нужна помощь именно Константина Философа. Посланец прибыл в карете и предложил Константину отвезти его — если, мол, он согласится ехать вместе с обыкновенным божьим служителем.

Философ не сразу согласился, сказал, что подумает и ответит завтра. Это был знак окончания встречи. Поклонившись хозяину, гость пожелал ему спокойной ночи и покинул келью. Шаги все еще были слышны на лестнице, когда ворвался Мефодий.

— Чего он хочет?

— Да вот Фотий вспомнил обо мне.

— Добром?

— Думаю, что не лихом... Единомышленников ищет. Или по крайней мере проверяет, не пошел ли и я к Игнатию. Монахи говорят, на острове готовится собор, собираются отлучить Фотия...

— Слышал. Много шуму, а толку мало.

— Но ведь папа все еще молчит!

— Даже если Николай выступит в защиту Игнатия, не видать ему престола, пока жив Варда.

— Горька твоя истина, брат, — промолвил Константин, шагая по тесной келье.

— Если Фотий захочет вовлечь тебя в свои дела, не соглашайся.

— Это надо хорошо обдумать...

— Почему?

— Потому что решительный отказ настроит его против нас, а это помешает задуманному нами делу.

— Да, ты прав. Выслушай его, а потом...