Кирилл и Ян (сборник)
Шрифт:
По закону ему должны были б дать три реальных года, а получил он год условно, и только вернувшись домой, понял, что это не суд у нас самый гуманный, а просто в квартире не осталось, ни телевизора, ни магнитофона, ни мебельной стенки…
Петрович с вызовом посмотрел на Генсека и для убедительности пояснил вслух:
— Вот, Леонид Ильич, Любка — это не Светка, и не Галка, и не Ирка! Эти б, сучки, меня сразу бросили — сиди, мол. Они и так меня бросали, когда кончались деньги… — тема была не самой приятной, и Петрович, завершая её, погрозил Генсеку пальцем, — а с Любкой я живу до сих пор. О, какую жену я
…А рожать она взялась, прям, как кошка, — Петрович усмехнулся, — две штуки подряд!.. Он попытался представить лица детей, теперь уже выросших и разъехавшихся по разным городам, но в памяти возникали, то сохнущие на тесной кухне пелёнки, в которые всё время приходилось тыкаться лицом, то очереди за молоком, то визг и плач младшей, когда старший отбирал у неё игрушки.
Иногда Петровичу казалось, что он готов убить этих чёртовых ублюдков, но ведь не убил же! А почему? Петрович вспомнил, как, разъярённый, стоял посреди комнаты, а жена прижимала к себе сына, ласково повторяя: — Смотри, Игрёк-то — вылитый ты… Потому, наверное, и не убил.
Петрович допил бутылку и сунул пустую в пакет, чтоб не оставлять улик.
…Чёрт с ними! Выросли, и ладно. Пусть живут, — решил он, — жалко мне, что ли?.. Взглянул на часы и поразился тому, что просидел на рабочем месте лишних пятнадцать минут. Вскочил, на ходу снимая рваный халат, ведь если он не успеет перехватить Сашку, то вечер, можно сказать, пройдёт впустую. Что ж ему сразу идти домой или тащиться к Дуське одному?..
— Смотри, чтоб без меня не бузил тут, — напоследок Петрович погрозил пальцем безмятежно улыбавшемуся Генсеку, и заперев дверь, вышел в пролёт, где уже давно наступила та, вторая — мёртвая тишина.
…Так-то, сволочи, — злорадно подумал он, взирая на затихшие станки, — вот и стойте тут, а я пойду к Дуське…
Впереди маячила фигура Сашки Никитина — с ним они когда-то ещё работали на соседних станках. Петрович устремился следом, неловко скользя на блестящем от масла металлическом полу; устремился к распахнутым воротам, за которыми светило яркое солнце.
— Санёк! — крикнул он, и Сашка остановился на самой границе света и тьмы, — к Дуське-то идём? Червонец у меня есть, а завтра всё равно получка.
— Ты ж и мёртвого уговоришь, — засмеялся Сашка, пожимая протянутую руку, — только по кружечке и всё, а то футбол хочу посмотреть. «Спартак» играет.
— И нужен он тебе? — удивился Петрович, — вот скажи, если «Спартак» выиграет, тебе что, зарплату прибавят или Валька чаще давать будет?
Сашка задумался, продолжая медленно шагать к проходной, а Петрович и не торопил его, ведь другой темы для разговора всё равно не было.
— А чёрт его знает, — минут через десять произнёс Сашка, когда они уже сворачивали на улочку, ведшую к Дуськиному ларьку. Петрович к тому времени успел забыть, о чём спрашивал, но это было и не важно — фраза получилась такой всеобъемлющей, что могла относиться к чему угодно, даже к жизни вообще.
Возле ларька, на бессменных ящиках расположились несколько работяг, зашедших поправить здоровье перед длинной второй сменой, и живописная группа студентов, не так давно тоже разнюхавших об этом
…А чего им не смеяться? — Петрович вспомнил свои недолгие студенческие годы, — дурак был… Любка ж уговаривала… Кончил бы тот институт…
Мысль возникла спонтанно и несла в себе жалость не по каким-то упущенным возможностям, а, скорее, по ушедшей молодости, и Петрович вздохнул.
— Чего вздыхаешь? — спросил Сашка, которому просто надоело молчать.
— Я не вздыхаю, я — дышу, — Петрович достал смятый червонец, — «по полкружечки»?
Впоследствии подобные выражения стали называть «сленгом», то есть языком общения узкого круга людей, связанных общими интересами. В этот круг, естественно, входила и толстая Дуська. Взяв деньги, она до половины наполнила кружки бесцветным пивом, а остальной объём долила водкой из припрятанной под прилавком бутылки. Цвет при этом почти не менялся, зато убойная сила вырастала многократно, что являлось главным, когда у тебя в кармане последний червонец.
Сашка попробовал на прочность свободные ящики и сел, изучая покосившиеся частные домишки. Петрович в это время осторожно нёс кружки, вожделенно глядя на колыхавшуюся в них жидкость. Жизнь продолжалась, и цель в ней присутствовала, и, вообще, всё прекрасно!.. Пока не покажется дно кружки…
Петрович опустился рядом с другом, и сделав первый жадный глоток, закурил.
— Слышь, Санёк, ты нового директора видел?
— Ходил там какой-то, — Сашка равнодушно пожал плечами.
— Говорят, суровый мужик. С пьяницами бороться собрался.
— Дурак он тогда. А работать кто будет? Разве по трезвому кто пойдёт на такую зарплату?
— Это да, — Петрович сразу успокоился, и за себя, и за коллектив, да и за судьбу всего завода, — так с кем «Спартак» — то играет? — вспомнил он, желая сделать приятное человеку, вмиг разрешившему все его сомнения.
— А, — Сашка махнул рукой, — какая разница?.. Петрович, ты ведь в институте учился и постарше меня будешь, скажи вот — Танька моя… ну, дочка. Она в десятом классе, отличница, на медаль идёт… так им сочинение задали — «В чём вы видите смысл жизни?» Она уже неделю чего-то там шкрябает, рвёт, опять шкрябает… Я ей, дуре, говорю, пиши про Родину, про комсомол, а она мне — так все писать будут; я, говорит, хочу по-своему, как я понимаю. А кой хрен она понимает — я заглянул одним глазком, так она там чего-то про Бога сочиняет, представляешь? Я говорю ей — дура, тебе не то, что медаль, тебя вообще из школы попрут с таким сочинением, а она знаешь, что ответила?.. — Сашка сделал большой глоток, — а она отвечает — и пусть попрут. Я тогда, говорит, в монастырь уйду!
Петрович тоже отхлебнул «гремучей смеси», подумав, что под такую тему одной кружки, пожалуй, будет маловато, и неплохо б раздобыть ещё хотя бы трояк — только где?..
— Откуда чего берётся?.. — он сокрушённо покачал головой, — ты, вроде, нормальный, жена у тебя нормальная — партийные оба… Из школы, может, и не попрут, а из комсомола, точно. Всю жизнь себе девка испортит…
— Она ж не понимает, дура! — Сашка сделал ещё глоток, — я ей говорю, книжки почитай, что люди умные пишут — какой Бог?.. А она говорит, читала… не, она, правда, много читает…