Кисельные берега
Шрифт:
– Завистники? Заговорщики? – лязгнул волчьими зубами богоравный. – Это всего лишь жалкая наложница, Ахмад! На что ей твоё погубление? Для компании на утренней плахе? Ха!
Взгляд визиря вновь корябнул Киру, но на этот раз уже более ощутимо – холодное удавье безразличие сменилось колюче-ледяной враждебностью. Возможно, ей стало бы под этим взглядом не по себе, если бы она так не нализалась. Но в радужной дымке опьянения нюансы изменившегося отношения могущественного царедворца к бесправной рабыне казались совершенно несущественными. Поэтому наложница
– О пресветлый шах! Стоит ли придавать значение её глупым измышлениям? Эта дурёха всего лишь повторяет пущенную кем-то коварную сплетню и…
– Ну хватит! Довольно! Я устал слушать это бессмысленное блеяние! Мешок твоих оправданий, Ахмад, ты можешь заменить всего одним действием: пошли раба за дочерью твоей. Пусть явится она немедля, пусть порадует нас своим приятным обществом. А мы уж сами высочайше определимся – есть ли у неё какие-никакие таланты, и в чём они состоят…
Визирь открыл было рот для ответа, но Шахрияр предупредил его новые попытки к спасению:
– Не вздумай только, - скривил он толстые губы, - поведать нам, что дочь твоя ныне в летней резиденции близ Исфахана. Или больна. Или пропала без вести. Или любую другую вымученную тобою ложь, недостойную ушей наших. Ты понял?
Визирю оставалось только молча поклониться.
– Так-то лучше, - одобрил султан и зло уставился на сановника. – Что же ты медлишь? Отправляй раба, а мы подождём, - и он, полулёжа на подушках, протянул ближайшей рабыне ногу. Та торопливо потянула с неё сапог. – Готова ли моя купальня?
Купальня – полукруглый бассейн с горячей водой и лепестками роз – конечно же, была готова. Попробовала бы она не подготовиться по первому же требованию – узнали бы тогда спины нерасторопных рабов всю тяжесть хозяйского недовольства. Но пока придраться было не к чему. Поэтому «богоравный» просто пнул разувшую его рабыню и поковылял на коротких и мохнатых, словно у хоббита ногах к бассейну. Здесь две другие девицы продолжили разоблачать повелителя от шелков и парчи, третья спешно подливала в подостывшую воду кипяток из чернолаковой греческой амфоры.
Когда султан заквасился, наконец, в своих лепестках, блаженно оттопырив нижнюю губу, визирь отвёл от него полный подобострастного восхищения взгляд и мотнул головой своему рабу. Тот приблизился.
– Слышал, что приказал нам повелитель? (да будет благополучен он во веки вечные!)
Раб выжидательно уставился на своего хозяина – должен он был слышать? А если должен, то что именно? Неужели то самое, что было сказано?
– А коли слышал – так выполняй! – прошипел визирь раздражённо. –А это, - он стянул с пальца массивный перстень с синим камнем, - отдай палачу, - раб переватил брошенный перстень, как обученная собака палку. – Распорядись от моего имени, чтобы смерть приведённой к нему нынче поутру наложницы не была бы чрезмерно лёгкой и быстрой, - он уставился на Киру тяжёлым взглядом. – Сам проследишь за исполнением… Если в день казни вернёшься только к вечеру – не взыщу.
Кира подавилась перепёлкой. Закашлялась.
– Э! – посчитала нужным высказать она своё возмущение. – За что, дяденька? Я не согласна! – побарахтавшись в подушках и перевернувшись на карачки, принялась подниматься. – Давай обсудим!
– Мне нечего обсуждать с жалкой рабыней.
– Разве? – Киру порядочно штормило, но мозг отчего-то работал быстро и ясно. – Разве нечего? Ты уж прости меня, Ахмадушка, - покаялась она, - влип ты, конечно, по моей вине, не скрою – но я ж не со зла! Во спасение, как говорится… собственное… Вот и ты сейчас о спасении подумай: как от дочери топор палача отвести, а не как мне напоследок мучений прибавить!
– Болтливая ослица! – прошипел визирь. – Если ты сейчас не закроешь свой поганый рот и не отойдёшь от меня на сорок шагов, я…
– Да подожди ты ругаться! Предложение у меня созрело, - перебила Кира, цепляясь для устойчивости за рукав визирьского раба.
– Какое ещё предложение? – скривился сановник.
«И в самом деле, - подумала Кира, - какое?»
Шестерёнки в мозгах креативного маркетолога задвигались, заскрипели и закрутились, разгоняясь.
Ну же, соображай быстрей! Быстрей же, Кира!
От купальни доносились шумные плюхи и китовое фырканье – солнцеподобный изволил резвиться. Рабыни, снуя бесшумными и бестелесными призраками, перетаскивали яства с достархана на мраморный бортик бассейна – повелителю под руку. Дабы не оголодал.
Кира понизила голос:
– Я придумала, как выручить твою Шахзадэ…
Губы визиря дрогнули в брезгливой усмешке, но прежде, чем он что-либо ответил, Кира заторопилась, осенённая бредовой идеей:
– Пусть твой раб, - просвистела она, многозначительно тараща глаза и тыкая пальцем в бок означенного, - приведёт… другую девушку. А ты представишь её, как свою дочь!
– Что?! Какую ещё девушку?
– Какую-какую… Ясен пень – не любую! Не первую попавшуюся. Пусть он пойдёт в гарем, найдёт там персиянку Зарему. Она по виду – чисто царевна! И манеры, и обращение… И сыграть роль не откажется, не станет упираться, если я её попрошу.
Визирь, было видно, заколебался. Да, рискованно. Но искушение спасти любимую дочь, неожиданно запутавшуюся в липкой паутине чужих интриг и пороков, оказалось велико…
– Ну же, решайся! – шипела над ухом султанская наложница, словно змей-искуситель.
– Ты послал за дочерью, друг мой? – поинтересовались от купальни. – Глаза меня обманывают или твой раб по-прежнему всё ещё здесь?
– О, мой повелитель! – немедленно отозвался принявший решение Ахмад. – Мой нерасторопный раб уже получил нужные наставления и отправляется! – он кивнул слуге и отобрал у него свой перстень назад.
Тот разверулся и рванул с места борзым коником, едва не опрокинув потерявшую опору Киру.
– Ой! – пискнула она и, хватаясь за воздух, замахала руками. – Так ты куда его отправил, я не поняла – к себе домой или в гарем?