Кисельные берега
Шрифт:
Матросы кинулись обниматься и похлопывать друг друга по спинам, накинув между делом чалку на прибрежный валун.
«Однако!
– хмыкнула Кира. – Это не мужики, а стая сорочья…»
Матросы так живо принялись галдеть, самозабвенно перекрикивая друг друга, взахлёб рассказывая о своих, прямо скажем, скудных приключениях: одни - о процессе рубки деревьев, вторые – о получасовом пути через джунгли к реке, что даже заглушили пронзительного, как велосипедный звонок, Сырника. Крутясь под ногами и задорно погавкивая в особо эпичных местах, пёс вскоре разочаровался в своих невнимательных собеседниках. Поэтому, нарезав пару бешеных кругов по берегу, он снова побежал, разбрызгивая
Самовязанное судёнышко качалось и дёргалось на привязи, вода вокруг него бурлила от беспрестанных скачек и прыжков, верёвка натягивалась и провисала… Петля на камне скользила и елозила…
«Как-то ненадёжно, - успела подумать единственная зрительница Сырникового представления, - пришвартовались эти болтуны. Нашли за что зацепи…»
Закончить мысль она не успела – петля таки соскользнула с камня. Плот, вместе с гарцующей на нём собакой, стал медленно поворачиваться вокруг себя, подтягивая мокрую верёвку в воду.
– Эй! – позвала Кира. – Курымушки! Брёвна-то ваши сейчас…
Но слова её потонули в хоровом ярморочном гоготе развеселившихся мужиков, откупоривших флягу с рисовой водкой.
Дальше всё происходило очень быстро…
Когда, значительно позже, кляня на чём свет стоит свой порыв, Кира пыталась восстановить хронологию событий, вспомнить поэтапно их никак не удавалось. Чтобы не думать об этом бесконечно, не ломать голову над причинами и не мучаться бесконечными сожалениями о произошедшем, Кира решила для себя, что было, видимо, так: подпихнутый Сырником плот цапнуло за угол течение. Оно крутануло его и потащило за собой, всё более затягивая к середине реки, всё более разгоняя, всё более завладевая беспомощной, неуправляемой вязанкой брёвен.
Сырник заметался бестолково, заскулил, а после жалобно, с привизгиванием залаял.
Под Кирой будто пружина сработала – она бросилась в воду и в несколько стремительных гребков догнала ускользающую змею верёвки. Перебирая её в руках, она ловко подтянулась к плоту. Сырник заплясал вокруг карабкающейся на бревенчатый островок спасительницы, морально поддерживая и бестолково топоча лапами по её цепляющимся за крепления пальцам.
Оседлав, наконец, беглые стройматериалы и и отпихнув радостного дуралея, девушка оглянулась: где-то вдалеке, на зелёной полоске берега бегали, суетились, кричали и махали руками фигурки людей. В речной ряби мелькали горошины голов тех, кто бросился догонять вплавь, кто-то втопил по берегу, надеясь на перехват, но… Пловцы безнадёжно отстали и, осознав это, принялись поворачивать обратно. Да и берег вскоре перестал быть проходимым: густые заросли подобрались вплотную к воде, остановив бегунов. Они больше не кричали и не махали руками попавшим в беду. Им молча и беспомощно смотрели вслед и с унынием думали о том, что снова придётся тащиться в давешней вырубке, тратить ещё один день на работу, вновь связывать плот, гнать его сюда… Ну не глупо ли вышло! Тьфу!
Кира растерянно огляделась и тут только, остыв от азарта погони за попавшим в беду Сырником, поняла в какой переплёт угодила: и шесты, и рулевое весло – всё осталось на берегу! Закусив губу и сжав в кулаке мокрую верёвку, она соскользнула в воду. Судорожно, размашисто загребая воду, принялась усиленно толкаться поперёк течения, к берегу, подтягивая за собой махину из брёвен. Пёс, склонив голову набок, с интересом наблюдал за её потугами.
Кира старалась, как могла. И лишь окончательно выбившись из сил, она рискнула признаться себе, что берег, к которому она так стремилась, не приблизился ни на метр. Зато пейзаж на нем давно сменился – течение, всё шире распахивая берега устья, неумолимо тащило за собой всё, что попадало на стрежень. Незадачливая спасательница ощутила солёный привкус на губах и поняла куда их с Сырником вскоре вытолкнет неумолимый локомотив стремнины. В открытое море.
Упершись дрожащими от напряжения руками в бревно, девушка забралась на несущийся навстречу неизбежному плот и попыталась собраться с мыслями.
Разнылся Сырник: он висел над ней, тихо и обречённо поскуливая. Кира повернула к нему лицо, после села и погладила собаку по голове:
– Что, дуралей, - вздохнула она, - впервые не удалось слинять до начала неприятностей? Как же это тебя угораздило? Ну ничего, ничего… Узнаешь хоть, наконец, как они выглядят. И чем пахнут. Новый опыт, псина, тебе пригодится. В отличие от меня. Я наелась этого опыта по самые уши… Не отказалась бы от чего-нибудь диетического… лет этак на двадцать вперёд…
Глава 82
– -------------------------------
– Знаешь, Сырник, - меланхолично вещала Кира, обняв колени руками, - в детстве я читала приключенческие книжки… Про потерпевших кораблекрушение тоже были. Всё думала: каково это – умирать от жажды посреди океана воды? Жуткий парадокс, не правда ли?
Сырник лежал у её ног, устроив голову на вытянутых лапах и смотрел слезящимися карими глазами на происходящее с неизбывной собачьей тоской. В ответ на обращённый к нему вопрос он что-то жалобно проскрипел и подвигал белыми бровями.
– Впрочем, можно продержаться чуть дольше, если напиться свежей крови… Хм… Откуда я это взяла? Не помню. Но есть шанс проверить. У того из нас, кто раньше кукухой поедет от голода и жажды. Кто вперёд, друг Сырник, перегрызёт другому горло – я тебе или ты мне?
Берега кончились. Слева скальный аппендицит ещё сопровождал их какое-то время, но потом и он остался позади, освобождая открывшийся морской простор, пронизанный ярким солнцем, от ненужных помех.
Жёлто-бурые воды реки, врезающиеся в малахитовое море, становились всё бледнее и жиже, растворялись, терялись, разделялись на пряди, но ещё тянулись вокруг плота, выплюнутого ими на погибель. Они прощались со своей жертвой, облизывая брёвна, подталкивали сзади и бежали впереди, указывая направление…
– Я ведь даже не сказала ему, что люблю… - она осеклась и задумчиво посмотрела на кружащихся над головой чаек. – Ну, хоть себе… призналась… тоже зачёт… А ещё, Сырник, собаченька… ещё я очень соскучилась по маме. И по болтовне её, и по воскресным ватрушкам, и по запаху её духов… Знаешь, ей ведь всегда и на всё можно пожалиться, а она всегда пожалеет. Погладит по спине – так, знаешь… чмокнет в макушку, поведёт на кухню кормить… И правда, знаешь, легчает… да…
Сырник вздохнул и уткнул нос в лапы.
– Ох, собакен… Что-то я раскисла совсем. Даже с Лизаветой бы сейчас с радостью увиделась… с бабушкой то есть… Я, наверное, виновата перед ней. Как думаешь? Чёрт… - Кира закрыла лицо ладонями, а после с усилием прижала их к щекам. – Перед смертью своей очередной, сто пятьдесят первой по счёту за последние четыре месяца, я решила, наконец, покаяться… Задолбалась я, друг Сырник, помирать. Хотя могла бы уже и привыкнуть.
Она поплескала себе в лицо забортной водой, вылила несколько пригоршней на макушку – солнце палило нещадно. Давно уж обсохли на ней одежда и волосы, лицо стянуло от жара.