Кисельные берега
Шрифт:
– Я разве не говорила?
– удивилась она, задрав голову к белоснежному раю небожителей, и невинно хлопая ресницами.
– Она ж не глухая. Слышит-то всё. Говорить только не может. Зато грамотна – вот! Как благородная пани… Имя своё пану Зевчаку на бумажке написала. А ещё…
– Фу, Пепелюшка! – обиделась старшая сестра. – Какая же ты гадкая! Почему сразу не сказала?
– Так я…
– Боже, Катажина! Ну что такого, в самом деле? Сказала бы она раньше – и что? – Стася забрала у сестры пуделя, посадила на широкие перила и почесала ему за кудрявыми ушами.
– Просто обидно,
– Вот ещё! Конечно же будет! Или, может быть, скажешь, у Пепелюшки имени другого раньше не было? Просто имя – что имя? – вещь безликая. А прозванье, что мы придумываем – не в бровь, а в глаз! Потому и цепляется.
– И всё же, - Катажина склонилась к сестре. – Давай смягчим немного? Пусть хотя бы не Салё… а… Фюме*, скажем… Или всё же Салё?.. Или Фюме?..
Стася равнодушно пожала плечами – забава ей уже наскучила:
– Ах, Катажина, как угодно! Разве это имеет значение?..
Внимание сестры-заводилы полностью переключилось на Зосю, корчившую ей из-за куста сирени недвусмысленные рожи. Горничная делала руками нелепые, корявые знаки, призванные обозначить таинственность исполняемой ею миссии, и уже без всякой таинственности помахивала в воздухе розовым надушенным конвертом.
– Пойду прогуляюсь, - доложила Стася и сбежала по ступенькам в сад, тщательно огибая чумазую парочку.
Катажина хихикнула вослед сестра, поскольку явление Зоси не осталось ею незамеченным. А насчёт прислуги распорядилась:
– Ладно уже, ступайте! Забирай, Пепелюшка, подружку свою в её коровник, нечего здесь ошиваться… Да прибрать за собой не забудь, недоразумение ходячее!
Пепелюшка бодро вскочила и ухватила коровницу за руку:
– Пойдём же, Вонючка! – воскликнула она весело и потянула её за собой. – Мы и вправду задержались. Пан Зевчак заругает! Он такой забавный, когда сердится…
Она легко шагнула со ступеньки… прямо в клумбу. Лилия под пяткой сочно хрустнула. Хозяйка пятки ойкнула, отпрянула в сторону, заполошно отдёрнула ногу и угодила ею прямо в многострадальную корзинку…
– -----------------------------------------------
* Салё (фр.) – вонючка
* Фюме (фр.) – навозница
Глава 17
– ----------------------------------------------
Вода в бадье плеснула, заходила глянцевыми сверкающими гранями, дробя отражение облаков и заглянувшего в неё лица…
Кира отвернулась от водяного зеркала и устало провела рукавом по глазам. Потом перелила воду в тяжёлые вёдра, подхватила их и поволокла к коровнику: скоро пригонят с пастбища скотину, надо успеть наполнить поилки на ночь. До начала вечерней дойки…
Опрокинув вёдра в бездонный деревянный жёлоб, девушка потащилась обратно к колодцу.
Что со мной? – ворочалась в голове медленная и невнятная от усталости мысль. Как получилось, что я теперь такая и… в таком положении? Возможно ли, чтобы подобное происходило со мной? Может, это не я?.. Вонючка? Коровница? Облезлая, грязная и замученная тяжёлой работой… Разве этим могу быть я? Неееет… Ни в коем случае! Это не может быть… Как, кстати, меня звали?.. зовут, в смысле… Луиза-Фредерика? Нет, не то… Кира! Кира Волошкина! Самодостаточная, решительная, шикарная, изысканная… привлекательная и… и она бы ни за что не пала так низко, да… ниже некуда… на дно…
Коровница столкнула колодезную бадью в выложенный замшелыми камнями чёрный зев. Внизу гулко плеснуло. Спустив рукава на израненные ладони, она взялась за ручку вала и под его пронзительный скрип принялась выбирать цепь.
Значит, я не Кира Волошкина. Наверное, она превратилась в кого-то другого… Её ведь заколдовали, так? Видимо, колдовство оказалось серьёзнее, чем думалось. Видимо, извергание лягушек было лишь первым симптомом… Выходит, что ж? – сперва я потеряла голос, а теперь… теряю себя?..
Надо поднатужиться – выволочь тяжеленную бадью на бортик колодца, перелить в вёдра. И – знакомой тропкой к распахнутым воротам хлева…
…Она работала у Збжевских не более двух недель. Но ей, изнурённой непривычными тяготами, унижениями и странной беспросветностью положения, казалось, что прошли годы. Что так было всегда. Прежняя жизнь стала казаться в угаре каторжной работы далёким и уже полузабытым сновидением. Была ли она?..
Когда бывшая принцесса решилась последовать за Медведем и Спальчиком в местечко под названием Пшчина, она и помыслить не могла, какую ничтожную и малопривлекательную роль предложит ей новая сказка.
…Спустя двое суток диеты на малине и лещине, путники, наконец, добрались до предместьев городка. Вздохнули, было, с облегчением, но… Поошивавшись вокруг да около ещё один голодный день и осознав, что судьба не собирается предложить им никакого достойного выхода из создавшегося положения, бродяги вынуждены были признать: вопрос о хлебе насущном и способах его добычи встал во весь рост.
Вежливые намёки Медведя о возможности наняться в услужение были принцессой с негодованием обфырканы. После чего Кира выразительно посмотрела на Спальчика, изогнув бровь.
Тот этим немым призывом так воодушевился, как будто самостоятельно подобная мысль в голову ему прийти не могла. Он с энтузиазмом принялся собираться: помыл в ручье уши и шею, повынимал из колтуна на голове репьи – сколько смог – и потуже подпоясал пеньковой верёвкой штаны.
Подготовившись таким образом к самому серьёзному отбору, мальчишка помаршировал в город.
Медведь, с недоверием посмотрев ему вослед, отправился на очередную безрезультатную охоту за белками. Голодный Сырник грустно заскулил на своей подстилке из сосновых веток. А Кира, поразмыслив о шансах их потенциального кормильца и возможностях рынка труда в Пшчине, приготовилась вечером этого дня вновь лечь спать на пустой желудок. Хотя, очень, кстати, не хотелось бы… Принцесса посмотрела на свои руки: они мелко дрожали от слабости. Болела голова, а перед глазами мелькали блескучие мошки.