Кистепёрые
Шрифт:
– Нейроинтерфейс пока не внедрён, – напомнил он, – но эту траблу удалось обойти, «Алкома» всё успешнее считывает наши мысли, а смежники свой чип ещё не довели до ума. Он пока что выдаёт только простое мычание по Маяковскому, если пытаешься прочесть что-то выше простейших мыслей демократа насчёт баб и жратвы. Правда, наша служба контроля уверяет, что все лояльны, никто даже не подозревает, что у нас уже такое-растакое. Вот что значит человек глух и нем, когда ест или усердно работает.
– Счастливые люди живут без подозрений, – сказал я. – Им и так хорошо.
–
– Общаться можешь, – пояснил я, – но запрещаю вносить изменения в основные алгоритмы. И прослежу, знай.
– У нас что, военное положение?
– Уже во всем мире, – ответил я. – Не замечаешь?.. Что насчёт Худермана? Я слышал, в курилке он чуть ли не трибунала для всех нас требовал.
Он развёл руками.
– Этот гад свой. И с чувством чести, что невероятно для либерала. Спорит открыто, на сторону сведений не передаёт. Если восхочет навредить, сам тут взорвёт, но вражью силу на помощь звать не будет.
– Точно?
Он кивнул.
– Вообще-то я его заподозрил сразу, даже кое-что внедрил… Да, прямо в него, он и не заметил, это в сто раз мельче песчинки. И работает от тепла тела. Он свой, шеф!.. А когда упоминает нас, то говорит, что мы гении.
– А вдруг догадался о слежке?
Он покачал головой.
– Я бы заметил. Нет, он противник, но не враг. И работает у нас с удовольствием. Здесь ему комфортно. Никто не говорит о шашлыках, еду на столе не фоткают, чтобы размещать в сетях.
– Идейный противник хуже врага, – предостерёг я. – Идейные вообще люди хаоса.
Он взглянул на меня искоса.
– А мы какие?
– И не спрашивай, – ответил я. – Сам знаешь, человек – это звучит страшно.
– А мы не просто человеки, – ответил он со скромной гордостью Сатаны, – мы идём впереди! В густом тумане. И стреляем во всё, что шевельнётся.
– Потому и выжили, – подытожил я. – А неандерталы и денисовцы нет.
– Наверное, – предположил он, – демократию ввели? На раннем этапе опасна. Можно все хлебалом прощёлкать.
– Потому и не спешим, – ответил я. – Мы на фронте! В самом переднем окопе. Потому нам нельзя. А потом будет можно.
Он кивнул, я прочёл в его взгляде, что этого «потом» может и не быть, но если будет, на что надеемся, то будет такое вообще, что даже пытаться представлять не стоит, никакой фантазии не хватит.
Глава 3
Насколько понимаю, наш генетический код – это и есть квантовый код позиций протона, что может туннелировать или, говоря по-простому, перескакивать с одной позиции на другую. Протоны постоянно готовы к переходу в суперпозицию, что у них непрерывно и быстро, так что мутации в нашей генетике идут постоянно, хотя почти все вхолостую. Но «Алкома», похоже, взяла этот процесс под контроль.
Этим только и можно объяснить, что нечто во мне избавляется от возрастных болячек. Более того, старческий возраст как будто пошёл вспять, что невозможно, если не перестроить наши ДНК. Это прекрасно, я оптимист, но битый оптимист, потому такое внезапное и немотивированное щасте пугает тоже. Рядом со щастем, как поётся в песне, всегда ходит беда. А беда в беде не то, что беда, а что не ходит одна.
Так что да, в зеркало посматриваю с радостной тревогой, жизненный опыт научил, что за всё хорошее надо платить, а кто знает, что за плата потребуется, хотя часть платы то, что вожжи из моих рук ускользают, будто смазанные женским гелем для увлажнения кожи, и власть всё увереннее берет «Алкома». И пока ни к чему не придерёшься, действует в наших интересах в соответствии с нашими желаниями.
Сегодня Горпина с двумя аккумуляторами в руках так спешила к машинному залу, что чуть не подпрыгивала на бегу, но увидела меня в коридоре, остановилась, будто ударилась о стенку.
– Здравствуй, – сказал я вежливо, – что-то случилось?
– Сергей Антонович, – сказала она быстро-быстро, от спешки едва не проглатывая слова, – можно вопрос?
Я поморщился.
– Зачем такие прошловековые прелюдии, просто спрашивай.
Она понизила голос, даже украдкой посмотрела по сторонам:
– Каким кремом пользуетесь? Или тейпами?
– Ты чего? – переспросил я ошалело. – Откуда такие дикие идеи?
– Помолодели как-то весь, – объяснила она виновато. – И морщин почти не осталось, я про мелкие, глубокие только украшают, и цвет лица… Даже спина как у прусского генерала. Уже все замечают, а Блондинка на иголках вся, но спросить не решается. Нам бы тоже…
– Работа, – ответил я важно. – Много работаю. А кто работает, тому Бог даёт.
Она взглянула с укором.
– У вас какой-то протестантский бог, а наш православный говорит, что работа не волк…
– Скоро, – пообещал я, – скоро и у вас спины будут ровными, а сиськи крупнее. Обещаю!
Она быстро опустила взгляд на свою грудь, тут же посмотрела на меня смеющимися глазами.
– У меня как бы вполне, но помолодеть годков на десяток не отказалась бы. Ещё как бы не отказалась!
– Всё будет, – повторил я твёрдо. – Беги, а то аккумуляторы сядут.
Она послушно умчалась, я замедлил шаг, поглядывая на стену, где в блестящей поверхности отражается мой силуэт. В самом деле, даже горбатая спина выпрямляется, и шаг вроде бы шире и увереннее, тоже хорошие признаки.
Может быть, «Алкома» уловила, что раз я создал себе моложавого аватара, то это моё желание таким быть, потому осторожно меняет мой организм к такой норме?
Едва закрыл за собой дверь в кабинет, сказал быстро:
– Алиса, включи байму.
Её голос прозвучал мягко и мурлыкающе:
– Какую?
Я буркнул сердито:
– Брось свои шуточки! Существует только наша, а всё остальное – прошлый век.
– Слушаю, босс, – ответила она смиренно.
Пока на экране мелькают заставки, вступительный ролик на фиг, умостился в кресле поудобнее, валик под поясницу, второй под шею, ладонь на мышке, и когда высветился радостно золотой с пурпуром лес, я шагнул из-под роскошного дуба, где в прошлый раз оставил аватара, и с чувством свободы и облегчения огляделся.