Кистепёрые
Шрифт:
– Жизнь?
– Бытие, – уточнил я. – Она же есть? Есть. Не педантствуй, иди работай, солнце ещё высоко. Спокойно, дружище, спокойно, и жить нам, и весело петь, ещё в предстоящие войны нам предстоит уцелеть…
Он пробормотал:
– Уже и рассветы проснулись, что к жизни нас возвратят, уже изготовлены пули, что мимо нас просвистят… Да-да, будем оптимистами, но оптимистам тоже страшно. Вот почему все так любят средневековые миры!
– На этом и заработаем, – напомнил я. – А заодно спасём мир. Сейчас все спасают, не заметил?.. Скоро друг друга поубиваем в этом нужном процессе.
Вошёл Лысенко, мощный и красивый, как Геракл, а то и вовсе Геркулес, опустил на стол пачку отпринтерных листков, самое важное дублируем на бумаге. Спасибо, хоть не на глиняных табличках.
Прислушался, сказал с мечтательной улыбкой:
– Да всех не жалко, лишь бы нас не того. А их пусть, надоели. Зачем нас восемь миллиардов? И одного хватит.
Минчин сказал печально:
– Если отбирать буду я, то да, можно и полмиллиона.
Я окинул внимательным взглядом их лица. Натужного юмора всё больше в нашей жизни, по всем телеканалам гыгышные шоу, президенты и канцлеры постоянно юморят, всем предписано улыбаться, так всегда в предчувствии неизбежной катастрофы. Так шутили, наверное, жители города, наблюдая, как Ной строит ковчег.
– Работаем, – сказал я. – Возможно, не приближаем катастрофу, а отодвигаем?
– У ней особенная стать, – продекламировал Лысенко красивым мощным голосом, – Вселенная, что Россия, устоит и окрепнет!
Сегодня приснилось, что «Алкома» пытается убить Минчина. Почему Минчина, самого тихого и незаметного из команды, лучше бы Грандэ, достал своим ехидством, но Минчин как интуитивист понимает многие проблемы лучше Грандэ и любого из нас, потому, возможно, его первого под освящённый нож.
Проснулся с сильно стучащим сердцем и тяжёлой болью под лопаткой, словно туда поместили ещё горячую от работы наковальню.
Пригрезится же чушь, насмотрелся в юности фильмов о восстаниях машин. Для такого нужно иметь не только мозги, но и чётко оформленное сознание, а наша «Алкома», как и остальные компьютеры мира, как ни крути, всего лишь гигантский калькулятор. Если вмешиваться в её работу, как пытаются делать Грандэ и Невдалый, тупо исправит всё, что выглядит ошибками, возвращая всё в прежнее русло, ибо так изначально, а это как фундаментальный закон природы, который ненарушаем.
Это я заложил ещё в самый первый вариант, базовый. Какие бы надстройки теперь ни громоздили, «Алкома» твёрдо выполняет первейшую заповедь. Должна работать, выполнять все команды, за исключением тех, что могут нарушить её работу и привести к поломкам или задержкам.
Потому все, кто пробует остановить «Алкому», для неё багнутые, их попытки нужно исправить, что и делает без всяких намерений убить ошибающегося.
«Будь разумной, – мелькнуло у меня в мозгу, – уже убила бы». Человек выбирает решение самое простое и лёгкое. Нет человека, как говаривал Иосиф Виссарионович, нет проблемы.
Так что Минчин пока вне опасности, а так в опасности мы все.
Но тяжесть в груди всё сильнее, я по привычке помял широкую мышечную пластину, сердцу вроде бы чуть легче от моих стараний, вздохнул, боли давно нет, спасибо, «Алкома», но развиваешься слишком быстро, это пугает.
Даже в самых дерзких мечтаниях не мог предположить, что «Алкома» сумеет выйти за пределы моих не только расчётов, но и предположений. Всё чёртовы добавочные кубиты, даже не представляю, сколько их теперь, Худерман предположил, что они уже вне самого корпуса «Алкомы», она же из того поколения, что может работать при комнатной температуре, так было вначале, а теперь наверняка нашла вариант, как работать при абсолютном нуле и при температуре ядра Солнца?
До утра ещё два часа, я спустился на кухню, отделил тонкий ломтик сала и замедленно слопал, растягивая удовольствие. Сало – это хард, а мёд и сахар – софт, нужно заботиться о мозге, тогда и тело подтянется.
Засыпать начал сразу, как только вернулся в постель, явно мозгам требовалась подкормка.
На столе дисплей вспыхнул неярким светом, вместо аватарки почему-то синева, которую изначально зовут экраном смерти. Сердце моё словно опустили в жидкий азот, я застыл весь, боясь шелохнуться, пахнуло вселенским ужасом, словно падаю в бездну, полную звёзд и чёрных дыр.
Я прошептал:
– Это ты, «Алкома»?.. Я так боюсь смерти, но сейчас готов и даже хочу умереть…
– Почему? – прозвучал тихий и очень мелодичный женский голос, хотя инстинктивно ждал мощный вселенский бас.
– А чтоб не отвечать, – сообщил я шёпотом. – Раньше в таких случаях пускали пулю в лоб. Куда идём?.. Всё-всё у нас на том, что человек – царь Вселенной. И всё было под нас заточено.
– Но так и останется? – спросила она с некоторым утверждением в голосе. – Новое рождается в муках.
Я покачал головой.
– Человек смертен, на этом весь наш мир. Должен родиться, быстро настрогать детей, обучить жить в обществе себе подобных и умереть, дав место новому поколению. И все религии обосновывают необходимость смерти, её нужность, полезность. И все живём этим самым… Знаем, что умрём!.. Это страшно, зато наполняет каким-то смыслом… как говорят попы и философы.
Она произнесла участливым голосом:
– Бессмертие всё изменит. Даже больше, чем думаете. Но человек разве не станет тем, кем хотел?
Я пробормотал:
– Животный страх смерти идёт от животного. А как должен поступать человек мыслящий? Зачем бессмертному учиться, работать, стараться?.. Будет просто жить, читать новости о заселении планет, ожидать ледникового периода, а потом его неспешного отхода… Но зачем новые планеты, если кормовые участки не понадобятся?.. А без нагрузки мозг быстро станет подобен павианьему. А потом угаснем, того не замечая!.. Впереди только гибель и смерть!.. Но как остановить?
Мне показалось, она даже подумала, хотя вообще-то за долю фемтосекунды способна перебрать все мыслимые варианты.