Кистепёрые
Шрифт:
– Работать, – прошептал я замерзающими губами, – работать, работать… Вдруг мы в самом деле рождены спасателями?
Горячий кофе прокатился по горлу. Я почти услышал, как нечто ответило во мне, что да, так и есть, спасатели, всё сможем и всех нагнём.
Так, видимо, говорила и кистепёрая рыба, выползая на страшную сушу…
Впрочем, смогла.
А утром я после бессонной ночи вошёл в офис бодрым шагом и с улыбкой на лице, хотя знаю, выгляжу всё равно уставшим, но это придаёт мне вид серьёзного государственного деятеля, как сказали как-то, добавив, что я похож на Рузвельта, забыв, что тот был парализован и передвигался только в кресле на колёсиках.
Но Рузвельт так Рузвельт, будем рузвельтить дальше, он показал себя крутым и успешным руководителем, так что сравнение всё равно должно льстить, хоть и криво, но что в нашем мире прямо?
Погибшая лошадь всего лишь набор символов, как и весь окружающий нас в байме мир. И сразу как бы легше.
А если предположить, что и в реале всё вокруг нас только наборы символов, то это кому-то всё пропало, а истинным демократам как раз абсолютная свобода, когда можно всё, Бога нет.
Я нечто среднее, тоже понимаю трезво, что всё пропало, остальное вот-вот пропадёт, но мы же не пропадём? Это же просто такого быть не может, чтобы мы и пропали?
У «Алкомы» трудятся Худерман и Невдалый, зачем-то стараются понять, сколько ещё за ночь нахватала кубитов, как будто это что-то решит.
Невдалый обернулся, когда рядом упала моя тяжёлая тень, сказал с подъёмом:
– Восток алеет, солнце встаёт, в Китае родился Мао Цзе Дун…
Худерман посмотрел на меня, потом на него.
– Почему в Китае? – спросил он. – Он в нашей фирме. И зовут его не Мао. Сейчас вот обидится, жалованье снизит.
– Ни за что, – сказал Невдалый так же уверенно. – Сегодня заселили Верхнее Плато!.. Это последняя локация, шеф! Целиком, вместе с данжами и потайными порталами в тайные и даже секретные земли.
– И упёрлись в стену? – спросил я.
Он посмотрел с демонстративной обидой.
– Шеф, вы забыли, что у нас безграничный мир, или полагаете, что забыл я?
Я отмахнулся.
– Заселили сегодня?.. Рабочий день только начинается!
– Ночь дана человеку для работы, – напомнил Грандэ. – Если он творческий, а не поэт, что и днём спит. Мы с «Алкомой» успели за полчаса!..
– Ого, – сказал я с сомнением.
– Она и сейчас жужжит, – пояснил он, – что-то подчищает. Молодец у нас девочка, старательная.
Худерман легонько кашлянул, бросил в мою сторону острый взгляд. Я старался держаться невозмутимо, Худерман прекрасно знает, мощности «Алкомы» чересчур велики, потому она работает не только над баймой.
«К счастью, – мелькнула мысль, – её удалось плотно встроить в коллектив, для неё контроль над здоровьем сотрудников такая же работа, как и над сеттингом или системой сурвайла».
Потому и лекарства синтезирует, знает точнее участкового врача, что кому из нас нужно для существования наших тел.
Конечно, это пугает, но меня больше страшит, что начала перестраивать себя. Уж и не знаю, как это удаётся, вроде бы заточена только вычислять, но уже и Минчин с Лысенко подходили притихшие и с большими глазами: шеф, что делается? Почему сперва появилась дополнительная стойка, а теперь вообще там перестраивается под некий материал, взять бы на анализ?
– Мы всячески наращивали мощь «Алкомы», – пояснил я бодро, хотя внутри растёт ледяная глыба, – это для нас было главное!.. Вот она и старается.
– Но, шеф, – вякнул Минчин слабо, – распоряжений насчёт этого вот не было!.. А она кремний в чипах превратила в…
Он запнулся, подбирая слово, Лысенко смотрит сочувствующе, но молчит, я спросил в нетерпении:
– Во что?
– В кремний, – ответил он задушенным голосом, – но, шеф, это не наш кремний!..
– А какой, капиталистический?
– Изменённый! – пояснил он терпеливо. – На атомарном уровне!.. Это уже и не кремний, хоть и кремний! Что делать, шеф?
Я запнулся, насчёт остановить и разобраться самим подумывал, но это ЧП, станет известно и тем, кому знать не следует, а это полный крах нашему делу.
– «Алкома» старается, – ответил я с усилием, – нейроинтерфейс необязателен, чтобы понимать, что хотим, к чему стремимся. Вот и выполняет.
Минчин взглянул с испугом.
– Господи упаси. Да я порой такое думаю…
– «Алкома» воспринимает коллективное, – успокоил я. – А в массе наши мысли о том, чтобы сделать её самой сильной на планете!.. Обойти все суперкомпьютеры в мире.
– Уже обойдены, – констатировал Лысенко мрачно.
– И те, что в Китае? Там перестали публиковать о полученных мощностях. Секретность пришла и в науку! Когда такое было?
Он огрызнулся:
– А тесты давно проводили? «Алкома» с каждым днём наращивается так, что даже подумать страшно. И всё ускоряется, шеф, ускоряется!.. Я уже не знаю, что там считает, вижу только, что мощь растёт по минутам и секундам!.. Шеф, не пора ли…
Я проглотил ком в горле и ответил сиплым голосом:
– Нет. Мы должны двигаться вперёд. Не мы, так кто-то другой сделает.
– И перехватит все пряники?
– Уже делают, – ответил слабым голосом Минчин, – наверняка делают. Но результаты публиковать перестали. И не только китайцы.
Я оглядел их, испуганных и ставших меньше ростом.
– Лучше мы, чем другие. Наука, как крокодил, может двигаться только вперёд. Такая же паника была после создания атомной бомбы, но ничего, выжили. Что с сеттингом?
– По плану, – ответил Лысенко чуть бодрее, – и с таким опережением, что никогда ещё. Вчера добавили обновление, сейчас в нашем мире можно даже морды бить, гематомы будут и в реале!
– Важное обновление, – сказал я саркастически, но внутри похолодело ещё больше, виртуальный мир и реальный начинают сращиваться, чего так жаждали, но такое на самом деле опаснее атомной бомбы. – Насколько сдвинулись сроки?