Китаец
Шрифт:
— Она самая. Но со Стуре поговорить нельзя.
— Мое имя — Биргитта Руслин, я из Хельсингборга. Вчера около полуночи Стуре Херманссон звонил мне. И обещал связаться со мной еще раз сегодня утром.
— Он мертв.
Биргитта едва не задохнулась. Секунда дурноты, наверно спазм.
— Что случилось?
— Мы не знаем. Похоже, напоролся на нож и истек кровью.
— С кем я говорю?
— Меня зовут Таге Эландер. Почти как старого премьера, только без «р». У меня обойная мастерская по соседству. Уборщица его, русская, прибежала
— Его убили?
— Стуре? Господи, да с какой стати? Напоролся на кухонный нож. Ночью был тут один, так что, если и звал на помощь, никто не слышал. Очень печально. Такой симпатичный человек.
Биргитта усомнилась, правильно ли поняла Эландера.
— Он был в гостинице не один.
— Как — не один?
— Там же постояльцы находились.
— По словам русской, гостиница пустовала.
— Один постоялец у него точно был. Он сам мне вчера сказал. Китаец, поселился в двенадцатом номере.
— Ну, может, я неправильно понял. Сейчас спрошу.
Биргитта слышала, как они разговаривают. Голос уборщицы по-прежнему звучал пронзительно, возбужденно.
Эландер снова заговорил в трубку:
— Она твердит, что никаких постояльцев ночью не было.
— Надо проверить в регистрационном журнале. Номер двенадцать. Постоялец с китайским именем.
Эландер опять отложил трубку. Биргитта услышала, как русская уборщица, вероятно Наташа, расплакалась. Потом хлопнула дверь, донеслись другие голоса.
Снова Эландер:
— Придется закончить разговор. Приехали полиция и «скорая». А регистрационного журнала нету.
— То есть как?
— Нету, и всё. Уборщица говорит, он всегда лежал на стойке. Сейчас его там нет.
— Я совершенно уверена, сегодня ночью в гостинице был постоялец.
— Его тоже нету. Может, это он украл журнал?
— Может, и хуже, — сказала Биргитта. — Может, он держал кухонный нож, убивший Стуре Херманссона.
— Не понимаю, что вы такое говорите. Лучше вам, наверно, потолковать с полицейскими.
— Непременно. Но не сейчас.
Биргитта Руслин положила трубку. Все время разговора она стояла. А теперь поспешила сесть. Сердце молотом стучало в груди.
Внезапно на нее как бы низошло озарение. Если человек, который, как она думала, убил обитателей Хешёваллена, вернулся и спросил о ней, а затем исчез, прихватив регистрационный журнал и оставив в гостинице мертвого хозяина, вывод может быть только один. Он вернулся, чтобы убить ее. Когда попросила молодого китайца показать снимок с камеры Стуре Херманссона, она и предположить не могла, каковы будут последствия. Разумеется, он решил, что она живет в Худиксвалле. Но эта ошибка уже исправлена. Стуре Херманссон снабдил китайца правильным адресом.
На миг все смешалось. Уличное нападение и смерть Хун, пропавшая и найденная сумка, обыск в гостиничном номере — все это взаимосвязано. Но что будет теперь?
В полном отчаянии она набрала номер мужа.
Попыталась позвонить Карин Виман. И там нет ответа.
Паника не давала перевести дух. Бежать — другой возможности она не видела. Надо уехать отсюда. Хотя бы на время, пока не разберется в происходящем, не поймет, во что втянута.
Приняв решение, Биргитта начала действовать так, как обычно в рискованных ситуациях, — быстро, без колебаний. Позвонила Хансу Маттссону и настояла на разговоре, хотя он сидел на совещании.
— Я плохо себя чувствую, — сказала она. — Нет, давление в порядке. Температура. Вирус, наверно. Но на несколько дней придется взять бюллетень.
— Ты слишком перенапряглась, стараясь поскорее закончить процесс вьетнамцев, — вздохнул Маттссон. — Так что я не удивлен. Как раз сейчас написал докладную записку в Главное судебное ведомство, заявил им, что работа судей становится все более невозможной. Судьи всех уровней крайне перегружены и переутомлены, а это риск для осуществления правосудия.
— Меня не будет всего несколько дней. Тем более что слушания предстоят только на следующей неделе.
— Поправляйся. Почитай местную газету. «Судья Руслин, как всегда, твердой рукой вела процесс, не допуская помех со стороны публики. Образец!» Нам правда нужны все одобрения и похвалы, какие только возможны. В другом мире и в другое время мы бы сделали тебя судьей года, если б занимались подобными сомнительными награждениями.
Биргитта поднялась на второй этаж, собрала маленькую дорожную сумку. В старом учебнике университетских времен лежали фунтовые банкноты от давней поездки. А в голове все время билась одна мысль: человек, который убил Херманссона, направляется на юг. Возможно, выехал еще ночью, если он на машине. Никто не видел, как он скрылся.
Потом она вдруг сообразила, что забыла сказать про камеру наблюдения в гостинице, и набрала номер «Эдема». На сей раз ответил мужчина, который то и дело кашлял. Биргитта не стала называть свое имя:
— В гостинице есть камера наблюдения. Стуре Херманссон фотографировал своих постояльцев. И ночью гостиница не пустовала. Один постоялец там был.
— С кем я говорю?
— Вы полицейский?
— Да.
— Вы слышали, что я сказала. А кто я — значения не имеет.
Она положила трубку. На часах половина девятого. Выйдя из дома, она взяла такси, поехала на вокзал и в начале десятого уже сидела в копенгагенском поезде. Паника отступила, обернулась оправданием предпринятых действий. Она не сомневалась, что опасность реальна. В тот миг, когда показала фотографию человека, который останавливался в «Эдеме», она, сама о том не ведая, разворошила кучу злющих муравьев. Смерть Хун — неутихающий сигнал, предупреждающий об опасности. Единственный выход сейчас — воспользоваться помощью, предложенной Хо.